Redrum 2017

Самохин подошёл к продуктовому магазину. Дверь висела на петлях, будто приоткрытая губа, показывающая темноту глотки и блестящие, словно зубы, витрины. Внутри стояла Надежда Теляшка.

Она гладила замороженную рыбу. Всем телом она пыталась это скрыть, локтями закрывала обзор, и украдкой пальцами проводила по камбале, застыв с умилением и стыдом на лице. Но при этом она стояла за витриной, прямо по центру, и это сочетание открытости и стыда в ней испугало Самохина, он соскочил со ступенек и двинулся к дому, потом замер и обернулся.

«Страшно, — подумал он. — Все ведь ею-то, наверное, сегодня напились».

Он стоял рядом с магазином, рядом с табличкой с адресом, и крутил головой, стараясь понять, что именно его так пугает. А потом понял.

Собак было не слышно.

После того, как на него выбежала та, лохматая, в посёлке стояла полная тишина. Да и лохматая уже пропала.

Собакам воду ведь тоже льют из её бассейна.

Дома, наверное, бабка и тётя Надя напились уже вдоволь, и теперь, может, гладят рыб, а может, ещё чего.

Самохин вдруг пожалел, очень пожалел, что вообще находился здесь, на виду. Он подумал, что надо спрятаться — но не мог понять, от кого.

Глаза чесались. Он поднял руку и начал тереть веки. Это было приятно.

Подняв голову, он скривился. Отсутствие людей казалось ему вызовом, презрением к нему. Как будто он ушёл домой на обед, а когда вышел, все ребята разошлись и забрали мяч с собой.

— Э-эй! — заорал он.

Где-то залаял одинокий, ничейный пёс, которого никто не поил водой.

И которому никто в глаза водой не плескал.

Вдали послышался гул, ровный и настойчивый, будто кто-то, просыпаясь, бурчал, чтобы его не будили. Самохин, сначала не поняв, что это за звук, посмотрел в сторону магазина — ему показалось, что это та странная продавщица раскрыла, наверное, морозилку, чтобы достать рыбину или убрать, и морозилка бурчит своим мотором в её отстранённое лицо.

Продавщица вышла из магазина, держа камбалу в руках.

— Это водовоз приехал, — сказала она, смотря рыбине в глаза. Блузка её мокро блестела. — Ты, наверное, хочешь туда пойти. Она тебя ждёт.

Затем она наклонила голову и нежно, очень аккуратно обхватив ртом хвост замороженной камбалы, стала пропихивать её целиком внутрь. Вскоре она начала кашлять.

Самохин отвернулся от магазина и побежал прочь.

Позади него послышался сдавленный, глухой кашель, заглушающий звуки водовоза.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Он бежал, что есть сил, не обращая внимания ни на дождь, ни на усталость. Чем дальше он бежал, тем меньше мыслей оставалось у него в голове, и тем легче ему становилось. Надо было лишь не останавливаться, просто бежать и бежать вперёд, пока…

Самохин вдруг споткнулся обо что-то, и со всего размаха полетел прямо в лужу, лицом вперёд. Перед самым падением он смог неловко выставить вперёд левую руку, но удар о землю всё равно выбил из него воздух. Бутылка выскользнула из его руки и, завертевшись, покатилась по грязи прямо в мокрую траву.

— Етить-колотить! — донёсся из-за спины сиплый голос.

Самохин, шатаясь, поднялся на ноги, и некоторое время просто стоял, шумно вбирая в лёгкие воздух. Дышалось ему с трудом, ладони и лоб сильно саднило. Самохин подставил руки дождю, ладонями вверх, и капли, падавшие на них, стекали на землю окрашенными в ярко-красный.

— Олежка, ты, что ли?

Самохин обернулся. То, что он поначалу принял за кучу старой одежды, кряхтя и пошатываясь, поднималось с земли. Из дождя выплыло рябое лицо с огромным красным носом, похожим на крупный подберёзовик. Самохина обдало крепким перегаром.

— Яшка, — у Самохина отлегло от сердца, — ты опять прямо на дороге спать лёг?

— Я туты не ложился, — шмыгнул носом Яшка. — Я вообще-то домой шёл. Только не дошёл отчего-то.

Он вдруг нахмурился, будто бы вспоминая что-то важное. Затем сунул руку в карман своей залатанной джинсовой куртки и извлёк оттуда бутылку «Столичной». На дне её что-то до сих пор плескалось.

— А-а-а, — поморщился Яшка. — Вот отчего.

Самохин нахмурился.

— Будешь? — протянул ему бутылку Яшка. — Я не могу уже, сил нет. Вот уже третий день пью, деньги все спустил, жена домой не пускает — хотя я прихожу… — он икнул. — Ну, или хочу прийти. Не помню.

Самохин со вздохом принял бутылку, открутил пробку и сделал большой глоток. Водка легко пошла вниз по горлу, согревая внутренности, возвращая чувства. Самохин закашлялся.

— Погоди-ка, — до него вдруг дошло. — Какой, говоришь, день ты пьёшь?

— Какой-какой, — обиженно забормотал Яшка. — Какой надо.

— Ты, случайно, из бассейна не пил?

Яшка задумался. Затем неуверенно помотал головой:

— Я, Олежа, водой не запиваю. Хотя деньги-то у меня все вышли… Может, и пил, не помню. Етить тебя налево, — он облизнул сухие губы, — воды-то теперь хочется…

— Ну, а рыбы, — сказал Самохин, — рыбы погладить не хочется?

— Чего? — вытаращился на него Яшка.

Самохин не нашёл слов, чтобы ему ответить. Бег и водка прочистили ему голову, и теперь всё происходящее скорее напоминало ему липкий, предрассветный кошмар, от которого он ненадолго очнулся.

Но стоит только вновь закрыть глаза…

— Яшка, — сказал Самохин. — Поможешь мне кое-что найти?