Redrum 2018-2019

Вдруг совсем рядом раздался новый звук, заставивший меня вздрогнуть. То был плач младенца. Мы замерли. Ребёнок? Зимней ночью среди могил? Я читал о том, как семьи, измученные нищетой, понимающие, что ещё один рот им не прокормить, оставляют новорождённых детей на верную гибель. Неужели и здесь то же самое?

Плач продолжался не более нескольких секунд и прекратился так же внезапно. Мужики испуганно закрестились, одновременно взывая к Господу и сквернословя. Я порывался пойти в сторону, откуда слышался плач, и весьма удивился, осознав, что мой друг не разделяет этот порыв.

— Что это? — шёпотом спросил я. — Ребёнок? Или зверь какой-то?

— Я тебе вчера не сказал, Герман, — ответил Аркадий тоже шёпотом. — Но когда в селе началась эта., хм… эпидемия, люди по ночам стали слышать этот звук. Крестьяне говорят, это плачут души нерождённых детей.

Я поёжился.

Мужики подняли и поставили на сани ветхий, едва не разваливающийся на куски гроб и накрыли его мешковиной. После чего могилу наспех зарыли, забросали снегом, водрузили на место крест, скрыв таким образом следы нашего деяния. Признаюсь, я давно не испытывал такого облегчения, как в тот момент, когда лошадь помчалась в сторону Табор, оставляя кладбище далеко позади.

Гроб внесли в прозекторскую. Аркадий расплатился с «сообщниками» и отослал их восвояси. После этого мы тщательно занавесили окна и только после этого зажгли все имеющиеся лампы.

Гроб представлял собой жалкое зрелище. Видно было, что плотник сэкономил на всём, на чём только мог: доски были самые паршивые, гнилые, а гвозди — ржавые и мелкие, не способные удержать крышку. На душе стало как-то тяжело. Конечно, покойнику без разницы, из чего сделано его последнее пристанище, но всё равно горько осознавать, что бедняк остаётся бедняком даже после смерти.

— Одинокая вдова, — словно прочитав мои чувства, пояснил Аркадий. — Хоронили, что называется, всем миром, за счёт сельской общины. А народ у нас, как ты уже убедился, небогатый… Впрочем, к делу — времени у нас лишь до рассвета.

Мы подступились к гробу и сняли крышку. Здесь нас ожидало открытие, заставившее обоих на несколько долгих секунд застыть в недоумении.

— Аркаша, ты, кажется, говорил, что она была беременной? И умерла до родов? — наконец спросил я.

Мог и не спрашивать — у моего товарища в глазах застыл тот же вопрос, ибо там, где саван должен был обтягивать выпуклый живот, он лежал совершенно плоско, даже впало.

— Такое бывает, — ответил Аркадий, немного подумав. — Partus post mortem — «посмертные роды». Ты, наверное, слышал про такое. Давление гнилостных газов выворачивает матку. Если это оно, под саваном мы сейчас обнаружим мёртвый плод… Но… Знаешь, что меня смущает? Тело почти не тронуто гниением. Нет, меня удивляет не это — тут-то как раз всё понятно: зима, промёрзшая почва… Но если тело не гнило, значит…

— … значит и никаких посмертных родов, — закончил я. — Давай не будем гадать.

Мы переложили тело на стол, поразившись его лёгкости, и аккуратно разрезали саван. Я ожидал увидеть всё, что угодно, в том числе и трупик малыша, которому не суждено было увидеть свет, но увидел нечто, не поддающееся объяснению, загадочное и отталкивающее одновременно. Не было никакого младенческого трупа, но и выпуклого живота у покойницы, не успевшей разрешиться от бремени, тоже не было. Более того, живот был впалый, как у человека, погибшего от истощения, а вместо лона зияла дыра с неровными краями.

— Боже ж ты мой! — только и смог пробормотать Аркадий. — Печень, матка, часть толстого кишечника — ничего нет!

— Похоже, что в полуразвалившийся гроб нашёл доступ какой-то зверь, из тех, что роют глубокие норы, и при случае не брезгуют несвежей плотью, — предположил я. — Но, чёрт возьми, что за зверь способен зарыться на саженную глубину в промёрзшую землю?!

Никаких следов насилия мы не нашли. Не было ни следов удушения, ни следов ударов, ни колотых, ни огнестрельных ран. Если же она была отравлена, то искать следы яда сейчас, по прошествии времени, не представлялось возможным.

В конце концов мы отнесли тело в морг, где старательно укрыли его от посторонних глаз простынёй. Затем мы вернулись в дом и просидели до рассвета, дымя папиросами и пытаясь дать медицинское объяснение увиденному. Дальше весьма зыбких гипотез дело не шло, и мы пришли к выводу, что нам потребуются ещё тела.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

С утра Аркадий занялся повседневными делами, принимал пациентов. Он успешно справлялся, учитывая, что рядом были пожилой фельдшер Николай Павлович и вечно хмурая, но добросердечная медсестра Александра Ивановна. Я же решил нанести визит местному священнику, отцу Георгию. Тому была причина: кто-кто как не батюшка должен знать все секреты прихожан?!