Вырванные зубы ложились на стол кривым заборчиком. Следователь улыбнулся, широко, так, чтобы я видел, как из размякших десен прорастают желтые собачьи клыки. Нижняя челюсть съехала на бок, к виску, и там начала вытягиваться, обрастая вторым рядом зубов. Обвисшие щеки заколыхались, потекли, сливая коротко стриженую голову с покатыми плечами. И глаза. Они меняли свой цвет так стремительно, что меня затошнило. А может виной всему был удушливый запах несвежего желудка, ползущий по допросной. От рук следователя протянулись толстые прозрачные жгуты, крепко перевив мои запястья. Кожу защипало едкой кислотой.
— Мы обыскали весь дом, — выдавила клыкастая пасть, и я с ужасом узнал чудовищно изуродованный Ирин голос. — Мы нашли подвал. И ванны. И нож. Но ни следов крови, ни трупа. Ванны оказались пусты. Боюсь, что экспертиза тоже ничего не найдет, и нам придется вас отпустить…
На морщинистом лбу следователя проклюнулся налитый кровью глаз. Не выдержав его злобного взгляда, я тихо заплакал. По ногам побежали горячие струи мочи.
— Не надо, — прошептал я. — Не надо, пожалуйста.
Слезы обжигали щеки. Я хотел зажмуриться, но то, что сидело напротив, парализовало мою волю. Оставалось лишь бессильно плакать и молиться богу, в которого я никогда не верил.
— Что? Что это с тобой? — на Ирин голос наложились другие, целый женский хор — Кристина, Инга, две Ольги, Тоня и остальные — все они вопрошали меня изнутри поглотившей их субстанции. — Ты плачешь?! Ты плаааачешь! Милый, милый!
Вытянутая пасть приблизилась вплотную к моему лицу, звонко щелкнув клыками. Я отшатнулся и завыл, стискивая трясущиеся губы. Уродливая морда вращалась дьявольской каруселью, мелькали знакомые лица и оскаленные собачьи морды, и какие-то гротескные помеси человека и пса. Голоса сменились на мужские: Атос, Камиль, Султан — все эти ухоженные педики, предпочитающие клички реальным именам. Над всеми ними довлел голос седого следователя, что на свою беду решил проверить мой подвал в одиночку.
— Ну, не плачь, не плачь, — пророкотала жижа. — Мы не убьем тебя. В конце концов, ты в каком-то роде наш отец, наш Создатель. Ты не дал нам ответа, на который мы рассчитывал, но изрядно нас развлек…
Удерживающие запястья жгуты исчезли. Следователь нависал надо мной, деловито пряча в карман выпавшие зубы.
— Обвинений тебе выдвигать не будут, потому как улик нет. Тебя немного пообсуждают в интернете, прополощут в местных газетках… В конце концов, не каждый день по улице бегают голые миллионеры! Все спишут на алкоголь или наркотики. Люди любят, когда богатый и властный человек ведет себя, как свинья. Так ты становишься ближе и понятнее. Над тобой посмеются, позубоскалят и вскоре забудут… Так что вызывай такси и езжай домой.
Он задержался на пороге комнаты. Я сжался внутри и снаружи. Попытался стать маленьким и незаметным, слиться с неудобным жестким стулом. С неожиданной ясностью я понял, что состою из жижи — текущие из глаз слезы, размазанные по щекам сопли, хлюпающая под ногами моча и застывшая в жилах кровь. Волевое лицо следователя на мгновение чудовищно изменилось, оплыло свечой, утыканной клыками и костяными наростами. Непомерная пасть расплылась в чудовищной ухмылке. Проступило насмешливое личико Иры, и ее голос зазвенел похоронным колоколом.
— Приведи себя в порядок и жди нас. Мы скоро…
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Владимир Ромахин
Мусорщик
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Старику, наконец, удалось сбежать, и теперь он торопился на встречу. Каждый шаг по железной дороге давался всё тяжелее: трость утопала в щебёнке, ботинки натирали пятки, а приступ кашля едва не свалил с ног.
Совсем близко раздался знакомый писк. Старик чертыхнулся и заковылял быстрее. Когда трость снова провалилась в щебёнку, он с досадой бросил её с холма, по которому бежала железная дорога. Привычные звуки мира: пение птиц, шум деревьев, кваканье лягушек — всё исчезло. Остался лишь писк.
Старик остановился и с улыбкой посмотрел вдаль. Он не опоздал на встречу с теми, кто всё ещё дарил счастье.
Киты плыли так низко над землёй, что их раздувшиеся животы почти касались колосков ржи в поле. Один кит, второй, третий. Их глаза лихорадочно изучали ночь, а раскрытые рты будто готовились схватить жмущиеся к железной дороге дома.
Потом киты остановились и запели в унисон. Опасения старика подтвердились: киты умирали. Из-под плавника одного закапала кровь, голову второго покрыли алые полипы, а третий пел так тихо, словно каждый звук давался ему с трудом. Как их спасти? Как остановить время?
— Я не могу помочь, — прохрипел старик, борясь со слезами. — Простите.
Старик соврал. Он знал путь к спасению.
Гудок приближающегося поезда застал старика врасплох. Не придумав ничего лучше, он скатился с холма по щебёнке. Он представлял собой жалкое зрелище: потрёпанная майка, заштопанные штаны, которые чудом не порвались, грязные ботинки. Щебёночная пыль покрывала одежду, отчего он походил на исчезающего в рассветных лучах призрака.