Дачный бизнес оказался хорошим прикрытием. В кладовке у меня всегда лежало несколько мешков, стояли канистры с кислотой, и это никого не настораживало. Люди хуже всего замечают то, что у них под носом. Можно поместить тайну на кончик иглы, запрятать иглу в яйцо, утку и зайца, сунуть последнего в сундук, а сундук отвезти на остров Буян, но обязательно найдется Иванушка-дурачок, который преодолеет все преграды и сломает вам жизнь. Но поместите иголку под стекло и выставьте в музее, и дурачки встанут в очередь за билетами!
Кислоты было едва по середину голени. Я сталкивал в нее дохлых собак и сидел рядом, сквозь маску респиратора наблюдая, как растворяются шерсть, шкура, мышечные волокна, загустевшая кровь, сухожилия, кости — превращаются в ничто, становятся частью растворившей их субстанции. Как они разжижаются. Божественный процесс.
За год я бросил в бассейн десятка три псов. Любопытный опыт, не лишенный приятых воспоминаний. Но Анжела… Анжелочка, Ангел мой… она не давала мне покоя. По ночам мне снилось, как я, раз за разом пробиваю ее пустую головку. Пробуждаясь, я все еще слышал этот невероятный хруст. Пальцы загребали смятые простыни, член стоял, как штык, готовый к бою. Собаки помогали ненадолго сбросить напряжение, и только. Удовлетворения они не приносили. Убивать безмозглое животное после того, как отнял жизнь у человека, это как вернуться к мастурбации после реального секса. И я сдался.
Представьте: лето, июль, жара такая, что бабочки на лету сгорают, а вдоль пыльной дороги вышагивает она — черные глазки блестят, пухлые губы алеют, носик горделиво вздернут. В такт шагам чуть качается налитая грудь, натянувшая облегающий топ. Шортики такие короткие, что попку видно! От кончиков каблуков, до собранных в тугой хвост черных волос, — сто восемьдесят сантиметров похоти! И больше никого, кроме нас во всей округе. Я не знаток пикап-техник и не сторонник уличных знакомств, но тут словно по голове ударило — бери ее!
Есть отдельная категория девушек — дорогие машины действуют на них, как мощнейший афродизиак. Кристина оказалась именно такой. Готовая отдаться прямо в салоне моего «Бентли», она вела себя откровенно вызывающе и не ломаясь, согласилась поехать «искупаться». Всю дорогу она щебетала без умолку, выспрашивая обо всем: про меня, про мой бизнес, а я ехал и боялся, что вот сейчас она достанет телефон и все закончится, не начавшись. Стоит ей только позвонить подружке, или родителям… Но она ни разу даже не потянулась к сумочке, где лежал мобильник. Глупая легкомысленная феечка…
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Кристина Тымченко, одна тысяча девятьсот восемьдесят второго года рождения, пропала без вести летом две тысячи шестого года. Знаете, ваша поразительная осведомленность о деталях некоторых дел — одна из немногих причин, по которой мы с вами все еще возимся…
Следователь пожевал обветренную губу, сканируя меня все тем же безэмоциональным взглядом, а я неожиданно заметил, что глаза у него черные, слегка раскосые, очень похожие на Кристинины. Неужели родственник? От этой неожиданной догадки по спине пополз холодок, однако я тут же одернул себя. Месть обезумевшего от горя родственника — не самое страшное в моей ситуации. Он сказал «одна из немногих причин». Холодок перерос в настоящий озноб.
— Проблема в том, что все ваши заявления голословны. Обычно серийные убийцы указывают места, где спрятали трупы своих жертв. Мы ездим на раскопки, устраиваем следственные эксперименты и вообще весело проводим время. А в вашем случае… ни улик, ни трофеев! Только ваше странное желание попасть за решетку.
— Но трофеи есть, есть! — я снова засуетился, и был себе противен в этот момент. — Просто немного в непривычном виде… Знаете, Гейн хранил лица своих жертв, а Даммер, например, раскрашенные черепа, но держать такое в доме — значит самостоятельно, год за годом, жертва за жертвой, собирать на себя доказательную базу. Этого ли я хотел, когда так старательно отводил от себя малейшие подозрения?
— Но вы сказали, что трофеи у вас все же есть? — следователь принялся равнодушно ковыряться в зубах. — Это как понимать?
— Растворенные тела — мои трофеи. Всякий раз я собирал немного в банку и запечатывал ее. Наполняя ванну перед грядущим убийством, я неизменно выливал туда останки предыдущей жертвы. Так я собирал вместе частички всех, кого когда-либо убил. Сейчас там все, от самой первой собаки, до последней девушки. Мне нравилось думать о том, что в час, когда я поедаю яичницу за завтраком или принимаю гостей, они покоятся там, тихо превращаясь в ничто, теряя свое «я» среди белесой жижи…
Во взгляде следователя впервые мелькнуло подобие интереса. Он перестал ковыряться в зубах и наклонился ко мне. Из его рта несло несвежим желудком, изрядно подпорченным гастритом.
— Знаете, вне зависимости от того, действительно ли вы убийца, или просто морочите нам голову, вы — реально больной. Но все же, объясните, почему вы здесь? Вы так похваляетесь своей осторожностью, и вдруг…