– Серьёзно, что ли?
– Тань-Вань, да. Символично получается.
Пикник нам Торопов пообещал устроить одиннадцатого, а восьмого мы были дома вдвоём.
– Вера, прошёл год.
– Да, Танюш, прошёл год.
Вера сидела на диване, а я лежала рядом, пождав ноги и положив голову ей на колени. По телевизору шли новости, но звук был включён настолько тихо, что я не слышала, о чём там говорят. И не хотела слышать.
– Ещё через год я буду твоей ровесницей, а потом стану старше.
– Ты и так старше, – Вера погладила меня по волосам.
– Я не про возраст, я про внешность.
– Года два-три у нас ещё есть, а потом нам придётся сменить квартиру и круг общих знакомых, которые знают нас обеих, и уже тебе стать старшей сестрой, а мне младшей.
– А маму с папой тоже сменить? – мотнула я головой, стряхивая Верину руку.
– Просто, мне придётся больше с ними не встречаться.
– А ты совсем не меняешься? Никогда? – я повернулась на спину и посмотрела вверх, на Верино лицо.
– Меняюсь, но медленнее.
– Насколько медленнее?
– Не знаю, может, раз в пять. Или ещё медленнее. Не знаю. Можно делать макияж, который будет меня взрослить, носить одежду, делающую фигуру бесформенной, сутулиться.
Я села, скрестив по-турецки ноги.
– Ты и так вечно, как Золушка, только сажи на носу и не хватает. И что только Торопов в тебе находит? Зимой и летом одним цветом...
– Я хорошая, – сказала Вера с моими интонациями.
Я невольно хихикнула.
– Ишь ты, какая хитренькая. Это мои слова.
– Что, пойдём спать? – спросила Вера после того, как мы секунд двадцать молча смотрели в еле шепчущий телевизор.
– Не, погоди, – я придержала её за руку. – Я просто задумалась с этим всем – у тебя есть план?
– План чего? – спросила Вера.
– Ну, не знаю. План жизни! Не собираешься же ты вот так до 2067-го года прятаться. Или собираешься? Ведь появляться тебе раньше, чем ты исчезнешь, нельзя. Да это и невозможно с точки зрения даже простой логики. Как тебя будет две?
– Как будто попасть сюда из 2067-го года с точки зрения логики возможно, – задумчиво и как-то безнадёжно проговорила Вера.
Я не знала, что тут сказать. Вера встала и прошлась туда-сюда между креслами.
– Это же абсурд! – остановилась она. – Ну, посуди сама. Например, получается, что любой атом полимера, которые сейчас входит в состав моего скелет, существует одновременно во мне, допустим, вот в этой коленной чашечке, – она хлопнула себя по колену. – И там, где лежит до тех пор, пока его добудут, чтобы пустить на изготовление этой коленной чашечки. А это невозможно. Значит, я оттуда сюда не перемещалась.
Она развела руками.
– Даже если предположить, что это всё происходит в каком-нибудь романе про попаданцев, то переместиться должна была некая моя нематериальная сущность и тут в кого-нибудь вселиться, но опять проблема – откуда здесь нашёлся для вселения киборг? Вот вселилась бы эта сущность в тебя и никаких проблем – фонтанируй креативом, описывая, как киборг Ритка невольно превращается в человека Таню, так нет же, в меня вселилась, в ту, которой здесь не было и ещё сорок лет не будет. Это в алформации всё хорошо – там прошлое, настоящее и будущее существует одновременно, только я не знаю как. Не учили нас этому.
– Подожди! – Я потрясла головой. – Что-то я ни фига не понимаю. Вот смотри, миллионов поколений предков, начиная с той обезьяны, которая первая с дерева слезла, у тебя нет. И потомков ты не наплодишь, какими материнскими капиталами тебя ни озолоти. И не делаешь ты ничего такого, чтобы хоть на что-то это как-то радикально повлияло. Все твои действия сейчас – это как камешек на берегу Крыма в воду бросить и где-нибудь на берегу Антарктиды ждать, когда там расходящиеся от этого камешка круги пингвинов смоют. Так может, когда ты сюда попала, там, где ты была, стало так, что тебя и не было?
Мы смотрели друг на друга, как две сумасшедшие дурочки.
– Ты с Дмитрием на такие темы не разговаривала? – спросила я.
– Нет, – сказала Вера. – Ты, Тань, даже представить себе не можешь, какой я была. Я за первые два года здесь по настоянию Дмитрия столько книг и прочего всего из интернета прочитала, что у меня сложилось впечатление, будто я не на сорок лет назад угодила, а на другую планету.
– Может это и есть другая планета, а ты инопланетянка.
– А звёзды, а Кольцово, а русский язык, а люди – откуда тогда я их знаю?
– Какие-то чудеса, – обречённо протянула я.
– Чудес не бывает, – убеждённо сказала Вера. – Всё что угодно бывает, кроме чудес.
– Но что-то же надо делать!
– Что?
Я подумала, но ничего придумалось и я спросила:
– Что ты умеешь делать лучше всего?