И все же мольеровский Дон Жуан особый. Это, конечно, не испанский гранд, а французский дворянин – современник Мольера. С. Мокульский в упомянутом предисловии к комедиям Мольера пишет: «Однако Мольер весьма своеобразно трактовал образ испанского героя. Легендарного севильского озорника он превратил во французского аристократа XVII века и изобразил его «злым вельможей», типичным феодальным хищником – развратным, наглым, циничным, попирающим все моральные устои и лишенным всяких твердых убеждений. Мольеровский Дон Жуан то бравирует своим безбожием, то прикидывается ханжой и как бы соревнуется с Тартюфом. Этого развратного дворянина обличают его отец Дон Луис и его слуга Сганарель. Отец поучает его, что «добродетель – первое условие благородства». Сганарель приходит в ужас от его неверия и грозит ему божьим судом. (…) свой ум, способности и образование Дон Жуан использует в хищнических целях. За это Мольер осуждает его и в последнем акте комедии приводит к гибели».
[23].Все, что пишет Мокульский о Дон Жуане, кажется мне несправедливым. Мне показалось, напротив, что Мольер необычайно сильно сочувствует Дон Жуану, а его вольнодумные монологи, острые, злые и остроумные, вполне могли бы принадлежать самому Мольеру. Во-вторых, мог ли Мольер не привести Дон Жуана к гибели, если он был с самого начала связан легендой о Дон Жуане?! А эта легенда, как известно, заканчивается смертью персонажа. Неужели Мольер способен был бы заставить Дон Жуана раскаяться в своих грехах, после чего жениться, нарожать детей и на старости лет воспитывать внуков? Это был бы тогда уже не Мольер, а какой-нибудь другой драматург, давно забытый потомками.
Любопытно другое: в комедии Мольера дамский угодник и соблазнитель Дон Жуан
Перед зрителем предстает Дон Жуан скучающий, разочарованный, раздраженный этими нелепыми и утомительными упреками Эльвиры. По существу, мы видим в этой сцене типичную перебранку супругов. Жена упрекает мужа, что он ее разлюбил и бросил. Муж лениво защищается, не желая возвращаться к нелюбимой жене.
Впрочем, комизм сцены Мольер усиливается тем, что Дон Жуан, желая отделаться от разъяренной Эльвиры, остроумно отсылает ее к своему слуге Сганарелю: он, мол, объяснит причины столь внезапного отъезда. Сганарель не менее остроумно цитирует суть предыдущего монолога Дон Жуана, где тот сравнивает себя с Александром Македонским – только Македонским в любви, желающим завоевать и другие миры, если бы только там были женщины.
Сганарель. Сударыня! Завоеватели, Александр Македонский и другие миры – вот причина нашего отъезда. Это, сударыня, все, что я могу сказать (С. 204).
Эльвира пытается помочь Дон Жуану оправдаться, чтобы он хотя бы сделал вид раскаяния и вернулся к ней. В конце концов он нужен ей не как предмет изобличения неверности, а как муж. Дон Жуан же, намереваясь окончательно отделаться от напористой Эльвиры, выбирает объектом своих насмешек самое святое, чему поклоняется благочестивая Эльвира, – Бога и веру. Эльвира в ужасе констатирует глумление Дон Жуана над самим Небом и сулит ему всяческие наказания, которое пошлет ему разгневанное Небо.
Донья Эльвира. (…) вся ярость моя сохранится для мести. Говорю тебе еще раз: небо накажет тебя, вероломный, за то зло, которое ты мне причинил, а если небо тебе ничуть не страшно, то страшись гнева оскорбленной женщины (С. 205–206).
Во Втором действии Дон Жуан терпит фиаско, в любовном предприятии так сказать от того самого Неба. План этого любовного предприятия он излагает Сганарелю в Первом действии. Речь идет о внезапной любви Дон Жуана, которая пришла к нему из-за ревности. Некая дама должна была выйти замуж, и они с женихом так нежно смотрели друг на друга, так сильно выказывали друг другу взаимное расположение, что пробудили в душе Дон Жуана чудовищную ревность. Жених устраивал для своей невесты морскую прогулку, и Дон Жуан подкупил людей и нанял лодку, чтобы похитить красавицу и вырвать ее из рук жениха. План Дон Жуана был разрушен бурей, которая разметала лодки, и Дон Жуан вместе со Сганарелем едва не погиб в волнах. Их спасли рыбаки, втащив утопающих в рыбачью лодку.