В Библии пророк Иеремия обличает царя Иоакима в деспотизме. По словам Иеремии, “подлинный “сын Давида” лишь тот, кто исполняет повеления Божии, а нарушитель Закона лишается права быть “предводителем народа Ягве”” (Мень А. В поисках пути, истины и жизни. Вестники Царства Божия. М., 1992, с. 184): “Но твои глаза и сердце твое направлены только к корысти твоей, к пролитию неповинной крови, к тому, чтобы творить притеснения и насилия. Посему так говорит Ягве об Иоакиме, сыне Иосии, царе Иудейском: Не будут оплакивать его, говоря: “О брат мой! О брат мой!” Не будут оплакивать его, говоря: “О государь! О владыка!” Ослиным погребением будут погребен он, вытащат его и бросят далеко за ворота Иерусалимские” (Иер. 22, 15 – 19). Тема деспотизма царя Ирода и Христа, которого царь хотел уничтожить, продолжается в Евангелии. Это вечная тема художника и власти. Пушкин, без сомнения, поначалу относился к Христу не столько как к богочеловеку, сколько как к поэту, художнику. Нравственный облик Христа, противостоявшего светской власти цезаря, стремившейся всякий раз уничтожить человеческое достоинство отдельной личности, не мог не привлекать симпатии Пушкина уже во времена ссылки на Юг и в Михайловское, когда, считается, будто бы поэт склонялся к атеизму.
16 (4) сентября 1826 года по приказу царя Николая I Пушкин из села Михайловского Псковской губернии в сопровождении фельдъегеря спешным порядком отправляется в Москву, где в это время готовились торжества коронации императора. Процедура отъезда подразумевала беспрекословное повиновение и напоминала новый арест. Возможно, именно в это время Пушкин, под влиянием внезапной опасности, сжигает свой дневник. В Москве Пушкину предписывалось “явиться к дежурному генералу Главного штаба его величества”. Пушкин посылает слугу в Тригорское за своими пистолетами (без них он категорически отказался выезжать), и фельдъегерь ждал. Провожаемый рыданиями няни Арины Родионовны, Пушкин уезжает, увозя с собой рукописи “Евгения Онегина”, “Бориса Годунова” и “Пророка”. По дороге Пушкин получает любезное письмо начальника Главного штаба генерала Дибича, узнает у фельдъегеря, что его везут в Москву не для ареста, и несколько успокаивается, оповещая о своем настроении соседок в Тригорском.
Пушкин не без основания считал, что в современной обстановке поэт и есть пророк. При неблагоприятном повороте разговора с царем Пушкин намеревался прочесть ему стихотворение “Пророк” со следующими финальными строчками: “Восстань, восстань, пророк России, \\ Позорной ризой облекись \\ И с вервьем вкруг смиренной выи \\ К царю-губителю явись…” (вариант: “к У.Г. явись” – в расшифровке М.А. Цявловского: “К убийце гнусному явись”). Стихотворение лежало в кармане Пушкина, но он его обронил, как ему казалось, перед самым свиданием с царем на парадной лестнице Чудова дворца. К радости Пушкина, он обронил листок со стихотворением в квартире у своего друга Соболевского.
Итак, 20 (8) сентября 1826 года в Москве, в Чудовом дворце, произошла личная встреча царя Николая I и А.С. Пушкина. Аудиенция длилась больше часа. Царь заявил, что освобождает поэта от ссылки, разрешает ему жить в обеих столицах, берет на себя обязанность цензора всех его сочинений, при этом он задал Пушкину вопрос: “Что вы делали бы, если бы 14 декабря были в Петербурге?” – и получил ответ: “Стал бы в ряды мятежников”. По рассказу самого Николая М. Корфу, его вопрос, согласен ли Пушкин переменить образ мыслей, вызвал долгие колебания поэта. Во время разговора царь, вероятно, говорил Пушкину о своих преобразовательных планах и играл роль реформатора. Он предложил Пушкину включиться в эту работу и написать записку “О народном воспитании”, то есть как поэт представляет себе наилучшее воспитание дворянства. (Пушкин выполняет пожелание царя и пишет записку.) После аудиенции царь заявил придворным: “Вот вам новый Пушкин!” – и добавил в личном разговоре с Д.Н. Блудовым, что говорил “с умнейшим человеком в России”.
Иллюзии Пушкина, что он может стать пророком и советчиком царя, указать для него и его политического курса нравственные ориентиры, быстро развеялись. В июне – июле 1835 года Пушкин пишет стихотворение “Странник” – история пророка осмеянного, тоскующего в тревоге, что “наш город” (Россия) будет охвачен пламенем “и ветрам обречен”, стенающего о жене и детях, отовсюду изгнанного, никем не понимаемого. (Ср. письмо Пушкина: “Если я умру, моя жена окажется на улице, а дети в нищете”.)