Референт

— Подожди, Ларис, в самом деле! Мне далеко не двадцать, я — вдова, у меня маленький нездоровый ребенок, которому нужен детский сад и тщательный уход. У меня нет опыта подобной работы, я ничего, кроме школы, не видела. Я не умею одеваться, не умею себя подать. Да, я в офисе ничего не знаю! Представляешь, что будет, когда начнутся всякие зарубежные делегации или, того хуже, поездки? Еще шеф этот, который «совсем не простой» человек.

— О! На будущее все-таки прикидываешь! Это положительный симптом. Значит, не собираешься бежать куда глаза глядят?

— Нет, бежать-то, конечно не собираюсь. — Анна повернула голову и слегка приподнялась на локте. — Но все равно, странно это все.

Минут через десять в зал зашла востроносая шатенка в полупрозрачном брючном костюме. Улыбнувшись Анне, пригласила пройти за ней. В маленьком кабинете с уютным диванчиком и мягкими креслами усадила клиентку лицом к свету и принялась задавать самые обыкновенные вопросы, что-то беспрерывно рисуя мягким карандашом на больших белых листах.

«Какое время года больше всего любите?», «„Сова“ вы или „жаворонок“?», «Нравится ли вам отдыхать у моря?», «Как зовут вашу дочь?», «Как вас называла в детстве мама?»

Анна отвечала, изредка разглаживая на коленях вискозное платье, и понимала, что ей ужасно не хочется, чтобы недоразумение (ошибка или что там произошло с ее приглашением на работу?), в конце концов разъяснилось.

В конце беседы стилист показала ей изрисованные листы. И Анна увидела себя в облегающем, до середины колена платье, в мягко фалдящей длинной юбке и прямом, со скромным декольте, жакете. В вечернем туалете с тонюсенькими бретельками и темной узкой ленточкой на шее и в брюках на широком, подчеркивающем талию поясе. У женщины на рисунках была немного другая прическа: чуть отфилированная, неровная челка и волосы, пышной волной сбегающие к плечам.

— С моими волосами никогда ничего подобного сделать не получится, — неуверенно попробовала отшутиться Анна. — Природной роскоши не хватит.

Но стилист лишь покачала головой:

— Все получится. У нас в салоне — превосходные, мирового класса, специалисты. Главное — ваше желание. И обратите внимание на макияж. Вот здесь. В цвете.

Анна добралась до последнего листка и тихо ахнула. А потом ахнула еще раз, увидев свое отражение в зеркале. А Лариска так и вовсе завизжала, не желая сдерживать восторг:

— Ну, мать, отпад! Синди Кроуфорд и рядом не лежала! Бог ты мой! А с волосами твоими что сделали! Вот это цвет! А глаза! Скажи, ты когда-нибудь знала, что у тебя такие глаза?! Я, например, не знала!

А Анна все смотрела и смотрела в зеркало. И не могла наглядеться. Хотя и говорила себе: «Перестань! Вставай уже! Стыдно. Неловко». А оттуда, из серебристой амальгамы, на нее глядела совсем еще молодая, лет двадцати трех, женщина с нежной персиковой кожей, легким румянцем и сочными, яркими губами. У этой женщины были пепельно-русые роскошные волосы и глубокие, сияющие глаза. Но она отчего-то не могла улыбнуться.

— Теперь — в самый крутой кабак, в казино, в Гранд-опера, — щебетала Лариска. — Во всяком случае, в метро такой — не место!

— В детский сад, — одними губами проговорила Анна. — Прямо сейчас мы поедем в детский сад. Я ужасно соскучилась по Наташке. И, ты знаешь, мне кажется, все начинает сбываться.

Глава 10

Лошадь у Анны была умная. Или просто ленивая. Скорее всего — и то и другое, что, впрочем, Анну вполне устраивало. Она с ужасом представляла, что было бы, если б ей попалась глупая и жизнерадостная. А эта идет себе тихонько по парку, еле ноги переставляет. Думает о чем-то своем, тихонько кивает каким-то своим лошадиным мыслям. Вроде как она — сама по себе, Анна — сама по себе.

Анна представила себя лежащей на больничной койке, всю в гипсе. Рядом, на стульчике, плачущую Наташку.

— Мамочка, пообещай мне, что ты больше никогда, никогда не будешь на лошадке кататься! — всхлипывала та.

— Обещаю, солнышко. — с трудом шевелила Анна свободной от гипса верхней губой.

«Ну и зачем все это? — едва ли не со злостью подумала она. — Хоть бы объяснили толком, для чего я должна уметь ездить на лошади! А то ведь: нужно, и все! А завтра еще заставят с парашютом прыгать. Ах, не спрашивайте зачем, но вам просто необходимо научиться прыгать с парашютом.»

Вообще-то Анна догадывалась, что умение грациозно сидеть в седле, скорее всего, пригодится ей во время предстоящей поездки в Лондон. Но зачем тогда учатся ездить верхом все остальные? Каждый четверг весь персонал фирмы заканчивал работу на час раньше и в обязательном порядке отправлялся «на конюшню». А по вторникам — на теннисный корт. Такова была воля президента! Сам он, по словам Галины и других работников, держался в седле так, будто всю жизнь провел среди индейцев или лордов, кому как нравится. А уроки тенниса ему давал не кто иной, как Кафельников, с которым Нестеров был очень дружен. То, что у подчиненных могут быть какие-то другие увлечения, его, видимо, мало интересовало.

«Ничего себе начальничек, — с ужасом думала Анна. — Тиран! Деспот! А мне ведь с ним каждый день общаться придется.»