Рефлекс змеи

– Ну? – сказала она. – Что делает агент? Он знает рынок и продает товар. Ваш товар будет продаваться… очевидно. Потому я быстренько разведаю тот рынок, который я еще не знаю. В смысле, спортивный. И если я выбью для вас заказ на иллюстрации для других книг… любой тематики… вы их сделаете?

– Да, но…

– Никаких «но», – сказала она. – Незачем брать рекорды, если никто этого не видит.

– Но фотографов же тысячи!

– Почему вы такой пораженец? – спросила она. – Всегда найдется место для еще одного.

Свеча высвечивала ее упрямое лицо, бросая абрикосовые блики на щеки и подбородок. Серые ее глаза решительно смотрели в будущее, которого я до сих пор боялся. Я подумал, что она скажет, если я заявлю, что хочу ее поцеловать в то время, когда она думает явно о более насущных вещах.

– Я могла бы попробовать, – убедительно сказала она. – Я хотела бы. Вы мне позволите? Если я не подойду, ну что же, я смирюсь с этим.

Она тебя втянет в переделку, сказала мне Саманта.

Принимай все как есть, но надейся на лучшее.

Я вернулся к моей старой философии и сказал «ладно», а она ответила «замечательно», на самом деле так и думая, а потом, когда я довез ее до дома и поцеловал, она и тогда не протестовала.

Глава 14

Во вторник утром я четырежды снимал трубку, чтобы отменить встречу с лордом Уайтом. Один раз я даже дошел до того, что услышал гудок на том конце провода.

Четыре раза я снова опускал трубку, решая, что мне все же следует пойти. Мне хотелось бы пойти туда с большей уверенностью в своей правоте, но, как бы то ни было, я пошел.

Дом лорда Уайта в Глочестершире оказался кучей выветренных камней, величественный, как старый слуга. Благородные окна возносили свои брови над дрожаньем еще не опавших листьев. Желтоватые стебли показывали, где находится лужайка. Ковер сухой сорной травы намертво скреплял гравий. Я позвонил в дверь и подумал об экономике этого баронства.

Третий барон Уайт принял меня в маленькой гостиной с окнами, выходившими на торчавшие в саду розовые кусты и неподстриженную живую изгородь. Внутри все было почтенного возраста, пыльное и поблескивающее. Дырки в обшивке стульев были залатаны. «Денег, видимо, меньше, чем нужно, – быстро поставил я диагноз, – но их все же хватает на содержание одноквартирного дома с тремя спальнями».

Лорд Уайт поздоровался со мной за руку и со смесью заинтригованности и вежливости предложил стул, ожидая, когда я скажу, зачем, собственно, пришел. И хотя я всю дорогу придумывал подходящее вступление, мне было мучительно трудно начать.

– Сэр, – сказал я, – извините… мне очень неловко, сэр… но я боюсь, что то, с чем я к вам пришел, окажется для вас потрясением.

Он слегка нахмурился.

– Это касательно Джорджа Миллеса? – сказал он. – Вы сказали, что хотите поговорить о Джордже Миллесе.

– Да… о некоторых его фотографиях.

Я замолчал. Я жестоко жалел, что пришел сюда, но было поздно. Мне все же следовало придерживаться своего жизненного правила ни во что не вмешиваться, ждать и смотреть. Я никогда не должен был использовать гадкий арсенал Джорджа. Но я это сделал. Я был здесь. Я принял решение, и я действовал. То, для чего я пришел сюда… должно быть сделано.

Я собирался причинить боль. Намеренно ранить. Пойти против инстинкта сочувствия, которым я был обязан Саманте, Чарли, Маргарет и Биллу. Стать злодеем с жестоким топором – этой фотопленкой.

– Начинайте же, Нор, – ободрил меня ничего не подозревающий лорд Уайт.

С нехорошим чувством я открыл большой конверт, который принес с собой. Я вынул первую из трех фотографий любовников и положил ему в протянутую руку. И хотя я считал, что он глупо вел себя с Даной ден Релган, мне было глубоко жаль его.

Первой его реакцией был гнев. Как я осмелился, сказал он, вскочив и дрожа от ярости, как осмелился я принести ему такую мерзость?

«С чрезвычайным трудом», – подумал я. Но он не оценил бы этого. Я вынул из конверта вторую и третью фотографии и положил их лицом вниз на подлокотник моего кресла.

– Как вы увидите, – хрипло проговорил я, – остальные еще хуже.

Я подумал, что ему немалого мужества стоило взять две остальные фотографии. Он рассмотрел их в молчаливом отчаянии и медленно опустился в кресло.

Его лицо было полно муки. Недоверия. Ужаса.

Человеком, занимавшимся любовью с Даной, был Ивор ден Релган.

– Говорят, – сказал лорд Уайт, – что можно подделать какие угодно фотографии. – Голос его дрожал. – Камера лжет.

– Не эта, – с горечью сказал я.

– Не может быть.

Я вынул из конверта фотокопию письма Джорджа Миллеса и протянул ему. Лорду Уайту было трудно заставить себя прочесть его, так он был потрясен.

Письмо, которое я знал наизусть, гласило: