В Америке множество университетов, одни профилируются на инженерии, другие во главу угла ставят медицину, третьи – гостиничное дело, четвертые – сельское хозяйство. К тому же часто университеты располагаются в маленьких городках, двадцать тысяч студентов при общем населении в сорок тысяч человек. Вся жизнь здесь сосредоточена вокруг университета и зависит от университета. Естественно, что многие университеты на Среднем Западе США – в Айове, Канзасе, Миссури – специализируются на сельском хозяйстве, у студентов здесь все под руками: поля, теплицы, фермы и даже прерии. Учась и одновременно работая, они набираются не только знаний, но и опыта.
Отцу американский опыт очень понравился, из университетских стен выходят настоящие агрономы, не то что выпускники наших столичных ВУЗов, их в деревню палкой не загонишь. Поневоле на ум приходила знаменитая Тимирязевская сельскохозяйственная академия в Москве. Он уже порывался перевести ее поближе к земле, но натыкался на ожесточенное сопротивление профессоров, студентов, вообще общественности, к сельскому хозяйству никакого отношения не имевшей, – и отступался. Здесь, в Эймсе, отец убедился, что прав все-таки он, а не общественность, и по возвращении домой с удвоенной энергией принялся за Тимирязевку.
Нужно сказать, что в 1865 году, в момент своего основания, она, еще не Тимирязевская, а Петровская земледельческая и лесная академия, как и американские университеты, привольно раскинула свои учебные корпуса на подмосковных полях. К середине XX века Москва обволокла Тимирязевку новостройками, заасфальтировала большинство наделов, проложила по ее территории трамвайные рельсы. Отец попенял ученым американским опытом и в который раз попытался переселить Сельскохозяйственную академию сначала в подмосковный совхоз, потом на Курщину, в одно из богатейших дореволюционных поместий, кажется, Марьино, там размещался санаторий ЦК КПСС, а рядом совхоз «Вороново», но все как об стенку горох. В открытую отцу не противоречили, но ничего и не делали, между собой судачили о «противоречивших здравому смыслу затеях Хрущева». Понимая, что сельскохозяйственники, даже ближайшие помощники, тут ему не подмога, он попросил заняться переселением Академии «человека со стороны», своего заместителя в правительстве, «вооруженца», Владимира Николаевича Новикова. Но бюрократическая солидарность взяла верх.
«Для меня вопрос стал ясным, – пишет Владимир Николаевич, – асфальт и тротуары – это выдумка. Профессора, академики из Москвы не поедут. Тянул я с этим вопросом довольно долго».
Наконец подвернулся, по мнению Новикова, подходящий момент. Как он вспоминал, «тогда (в 1963 году. –
– Ну и что?
– Видите ли, есть два предложения. Одни предлагают перевести ее под Курск (в Марьино, о котором я уже упомянул), другие – под Новосибирск, где активно создается Сибирское отделение Академии наук СССР.
– Ну и что же вы предлагаете?
– Я пока сам лично думаю, что предложение по Курску более допустимо. Ближе к средней полосе, строительные организации есть неплохие, но с членами комиссии окончательно не советовался, хотел хотя бы узнать вашу точку зрения. Дело в том, что ошибочное решение может вызвать бросовые затраты больших средств.
– А сколько будет стоить перевод Академии?
– Примерно четыре миллиона.
Хрущев усомнился: неужели эта затея обойдется в четыре миллиона? Я подтвердил, что если в сумме и будет ошибка, то небольшая, ведь дело надо поставить не хуже, а лучше, чем теперь.
Председатель Совмина сказал:
– Ну ее к черту, эту академию, пускай пока остается на месте, а дальше видно будет. Можно предложение не вносить.
О разговоре я информировал членов комиссии, и все оказались рады такому исходу дела. Так прошло недели три. Я присутствовал на очередном заседании Президиума ЦК. Повестка дня заканчивалась, вдруг Хрущев, указав на меня пальцем, сказал: “Вот, посмотрите на этого товарища. Опять угробил вопрос с переводом Сельскохозяйственной академии из Москвы”»273
.В результате, у отца так ничего и не вышло. Новиков же гордится, считает, что «спас» сельскохозяйственную науку от Хрущева.
«Увы, не все может сделать человек, даже если наделен большой властью и влиянием, – с грустью констатировал на склоне лет отец. – Самый опасный вид сопротивления – поддакивание. Такая тактика усвоена многими в Советском Союзе»274
.После отставки глухое ворчание сменилось бурей проклятий. Даже сейчас, через полстолетия, Хрущеву поминают Тимирязевку как один из самых его больших грехов. Оно и понятно, не в Америке живем!