Реформатор после реформ: С.Ю. Витте и российское общество. 1906–1915 годы

Антиправительственная заостренность этого дела привлекала не только либералов. Уже после Февральской революции 1917 года была организована Чрезвычайная следственная комиссия (далее – ЧСК) по расследованию преступлений свергнутого режима, и сюжет с покушением на Витте (а особенно – с судебным расследованием) стал удобен для дискредитации системы царского правосудия. В ходе дознания подтвердилась версия о причастности Петербургского охранного отделения к организации попытки взорвать дом Витте, а также выяснились некоторые неизвестные до того времени детали[388]. Это дело привлекло внимание и в СССР: оно идеально подошло для иллюстрации злоупотреблений «полицейско-монархического режима»[389], ведь целью террористов при попустительстве властей в данном случае был один из столпов дореволюционной государственности – царский министр Витте. В 1926 году выдержки из материалов перепечатал один из популярных журналов[390], а в 1929-м материалы расследования ЧСК, а также переписка Витте и Столыпина вышли в рамках издания о черносотенных организациях[391].

В силу целого ряда обстоятельств, сопровождавших покушение на отставного сановника и дальнейшее расследование этого преступления, общественное мнение скоро вышло за рамки обсуждения частного события – развернулась дискуссия о роли правительства в эскалации правого террора. С одной стороны, граф активно поддерживал и даже направлял этот процесс, ориентируясь на политическую конъюнктуру, с другой – дискуссия в немалой степени развивалась и без его участия, а покушение и все, что к нему относилось, стало удачным информационным поводом. В то же время популярностью долго пользовалась версия о том, что покушение подстроил сам граф, чтобы снова напомнить о себе. Таким образом, на первый план выходили личность Витте и связанные с ним общественные эмоции. На примере отношения публики к этому событию можно убедиться, что общественное мнение в исследуемый период обладало весомой силой и влияло на ход следствия. Покровительство, которое оказывал крайним правым Николай II, раздражало не только оппозиционно настроенных либералов, но и некоторых приверженцев монарха, включая и отдельных чиновников. Участие же самого Витте в публичных дискуссиях в немалой степени способствовало расследованию и общественному диалогу.

3. «Труп 17 октября»: граф С.Ю. Витте против П.А. Столыпина

Несомненный вдохновитель акта 17-го октября, граф С.Ю. Витте полагает, что русское общество, которое живет и дышит этим актом, не может отделить акта от его творца и только лишь ждет возвращения творца к власти, чтобы он мог претворить мертвый акт в кипучую жизнь, бьющую ключом и наделяющую всех животворящими радостями.

М.А. Сукенников

[392]

В рассказе Аркадия Аверченко «Фокус великого кино», написанном в конце Гражданской войны, русская история предстает как лента кинохроники, которая отматывается назад. Перед глазами читателей проходят кадры двух российских революций, сначала Октябрьской, затем Февральской, сражения Великой войны, мертвецы встают и оживают, большевики исчезают… Финальным кадром киноленты оказывается 17 октября 1905 года. Герой рассказа берет извозчика, едет в ресторан, заказывает себе шампанского и, преисполненный счастья и самых восторженных чувств, отмечает манифест. Осознание Аверченко судьбоносного значения манифеста под впечатлением последующих трагических событий было, очевидно, особенно острым.

Манифест являлся точкой отсчета не только для известного писателя. С самого момента опубликования документа многие в российском обществе считали 17 октября 1905 года значимой датой. Более того: для тех политических сил, которые стремились следовать курсом реформ, обращение к этой дате было тактическим приемом для лоббирования своих политических интересов. Дискуссии велись по преимуществу о том, насколько осуществились заложенные в манифесте принципы. Опальный Витте, имевший непосредственное отношение к его появлению, не упускал возможности присоединиться к публичным прениям по этому вопросу.