Сначала они использовались, чтобы обеспечить бывших монахов и монахинь пособиями или приданым. Для обычных верующих они показались не слишком большими, но они регулярно выплачивались по всей протестантской Европе. Некоторые из получателей пособий прожили достаточно долгую жизнь. Фуллер утверждал, что последний из таких пенсионеров в Англии умер только в 1607–1608 годах, нам же известно, что бывший монах из цистерцианского монастыря в Битлесдене умер в должности ректора Даунси в 1601 году.
Многие бывшие монахи вошли в состав приходского духовенства и в течение некоторого времени позволяли церковным властям не посвящать новых священников. В Данстабле из двенадцати известных каноников по крайней мере десять занимали свои должности в 1556 году. Другие монахи, являлись ли они мирянами или служителями, занимались мирской деятельностью.
Английские аббаты и приоры получали большие пособия из монастырских доходов. Из самых богатых аббатств шесть новых основал Генрих VIII (в Вестминстере[13]
, Бристоле, Честере, Глостершире, Оксфорде и Питерборо). Во всех новых соборах бывшие монахи были деканами и почти в каждом в должностях епископов.В Питерборо дворец аббата преобразовали в епископский. От двадцати до тридцати настоятелей стали епископами за годы распада, некоторые другие главами колледжей или госпиталей. Если у старых соборов были монастырские учреждения (как в случае с Кентербери, Даремом, Винчестером, Или, Нориджем), монастыри превращались в часовни каноников, многие бывшие монахи продолжали свою деятельность в качестве новых каноников. Так, например, нам известно, что более двадцати монахов остались пребендариями в Нориджском соборе, что в Винчестере сохранились все монахи, кроме четырех, в Дареме двадцать шесть из пятидесяти четырех.
Однако наделы, переданные новым епархиям, представляли собой всего лишь часть монастырских земель. Еще одна, небольшая их часть, пошла на образование. Было основано или расширено несколько колледжей в Оксфорде и Кембридже. Небольшая часть денег пошла на основание школ, особенно в тех случаях, когда местный муниципалитет приобретал участок специально для строительства школы. Правда, подобные учреждения не могли компенсировать потерю монастырских школ, поскольку в то время образование шло в основном через духовные, а не светские заведения.
В германских государствах, где роспуск монастырей проводили столь же последовательно, как в Англии, от них получили гораздо больше средств, которые передавали в университеты или в школы. Все правительства остро нуждались в деньгах, поэтому основная часть доходов от этих земель должна была пополнить государственный бюджет, а также использовалась для вознаграждения за верную службу государству. Годовой доход английской короны в эти годы превысил 100 000 фунтов.
Там, где роспуск монастырей проходил неорганизованно, их судьба складывалась менее благополучно. В Шотландии, где центральное правительство было слабее, чем в Англии, этот процесс шел постепенно и иногда принимал грубые формы. Там, где центральное правительство не проявляло себя, монастыри оказались сокровищами, оказавшимися без защиты при передаче власти.
Все же не будем преувеличивать потери. Во всех странах Европы церковь превратилась в своего рода корпорацию, обладавшую настолько огромным богатством, что это угрожало здоровью нации. Передача части этой собственности стала насущной необходимостью. Конечно, этот процесс всегда проходил болезненно и обычно сопровождался несправедливостью по отношению к конкретным людям.
Роспуск множества монастырей связывался не с нанесением вреда христианскому образу жизни, но с очищением. Национализация предполагала минимальную компенсацию конкретным личностям, фермерам или городским общинам. Для тех, кто воспринимал монастырский идеал как единственно возможный и лучший, утрата такого сообщества стала настоящей катастрофой. При ликвидации монастыря одновременно закрывались школы, больницы, дома призрения, исчезло множество певческих школ, музыканты лишались работы и влекли самое жалкое существование. Исключением были бывшие монахини, которые не выходили (или не могли выйти) замуж.
Огорчало не только то, что церковь страдала от потери пожертвований, но что нуждавшиеся в деньгах протестантские правители Европы упустили уникальную возможность использовать эти благотворительные ресурсы в действительное благодеяние, создав образовательные учреждения, больницы или облегчая участь бедняков.
Перемены не казались бы столь суровыми, если бы они показали, что пожертвования действительно передавались на национальные нужды. Конечно, в некоторых случаях так и происходило, но гораздо чаще результатом распада монастырей было перемещение денег и земель в руки землевладельцев. Все эти отклонения позволяли правительству выжить или на какое-то время сохранять свои позиции.