Реформы в России в 2000-е годы

Подача иска в суд не является дорогостоящим мероприятием, по крайней мере с финансовой точки зрения, поскольку нет судебной пошлины по трудовым спорам. Если большинство воздерживается от этого шага, не желая соприкасаться с «несправедливой системой» (см. выше), то некоторые подают в суд. Чаще всего этот шаг мотивирован «самоуважением», нежеланием чувствовать себя пешкой. «Я хотела, чтобы результат был мой», – объясняет мне женщина, которая так и не добилась своего, но не жалеет, что пошла в суд. Стоит отметить, что подача иска обычно является индивидуальным действием, профсоюзы ФНПР редко помогают в этом, это акт одинокой самореализации.

Рассмотрим один пример. Я взяла длинное интервью у компьютерного инженера, который подал в суд на свою компанию, возражая против назначения его на другую должность с понижением зарплаты в ходе кризиса 2008 г. Он бросил вызов решению администрации, потому что чувствовал обиду и хотел наказать их («наглость надо наказывать»). Несмотря на то что его иск рассматривался восемь месяцев, в течение которых он официально не мог работать ни в этой компании, ни вообще, и что дело кончилось не в его пользу, он доволен этим опытом. Среди «выгод» от этого процесса он получил чувство удовлетворения, этот опыт придал ему уверенности в своих силах. Он гордится своими «юридическими навыками» («юридической подкованностью»), которые он приобрел в ходе судебной эпопеи. Он радостно делится своим опытом на интернет-форумах по поводу того, как лучше решать споры с работодателем.

Его самооценка была основой его действий, в результате которых она усилилась. Однако интересно, что его обостренное чувство самоуважения не перешло от бравады сутяжничества в политический протест. Во время моего интервью с ним зимой 2011–2012 гг. я спросила его об отношении к волне политического протеста по поводу нечестных выборов: он высказал мнение, что их оспорить надо в судебном порядке. Несмотря на отсутствие успеха в защите своих прав с помощью легальной системы, он продолжает проповедовать веру в нее.

Психологический компонент в этом примере велик, однако не надо считать его полным исключением. Российская правовая система порой дает возможность работникам почувствовать свою состоятельность, свои властные возможности. Несмотря на поражение, опыт борьбы порождал у этого человека «уверенность в своих силах». Он вышел с еще большей решимостью бороться против наглости «в целом». Но следует подчеркнуть, что он выражает свой протест в этических, а не в политических терминах. Он хочет, чтобы его уважали как человека, и едва ли можно утверждать, что его опыт использования законодательства сформировал его как члена гражданского общества.

Этот пример стоит противопоставить словам активиста Конфедерации труда, который объяснил мне, что поступает во имя своей гражданской позиции, a что его правовое сознание так и не сложилось. Он утвеpждает, что работники все реже просят у профсоюза юридические знания, а все чаще советы по ведению переговоров. Это интервью состоялось в мае 2016 г., можно задать себе вопрос, соблюдается ли динамика в отстаивании трудовых прав.

В заключение отметим, что, принимая рамки анализа Хиршмана, следует признать область трудовых отношений зоной превалирующей «лояльности», если только работники не выбирают стратегию «выхода» и не покидают компанию. Стратегия «голоса» пока остается маргинальной.

Кодекс едва ли предоставляет юридические возможности для усиления трудовой дисциплины, в то время как работники так и не испытывают чувства защищенности. Злоупотребления законом более выражены, чем положительный эффект от его принятия. Кодекс используется для идентификации «чувствительных» вопросов, но не их решения; закон скорее стимулирует поиск альтернативных форм решения конфликта, нежели выступает инструментом его решения. Конфликты решаются чаще вне правового поля посредством личных отношений, чем на основе формальных процедур.

Тем не менее даже если закон не является основным средством регулирования, он оказывает воздействие на трудовые отношения. Происходит взаимодействие, взаимная обусловленность формальных и неформальных решений. Можно сказать, что Кодекс действует подобно риторике «диктатуры пролетариата» советского периода: тогда «риторика» обеспечивала в конечном счете определенное количество прав; сегодня Кодекс вынуждает людей искать неформальные способы действия, не противоречащие формальным нормам, т. е. действовать неформально, но не нарушая официальных установок дискурса закона в сегодняшней России. А как известно, фикция не остается без влияния на реальность.

Сведения об авторах