Прошло около десяти месяцев, и наступил сентябрь. Тринадцатого числа народ толпился на московских площадях и улицах, в особенности у Всесвятского Каменного моста, с которого Петр Великий сел с войском на суда, отправляясь в первый Азовский поход. При входе на мост возвышались триумфальные ворота. На одной стороне их стоял Марс на постаменте, с мечом в правой руке и со щитом в левой, у ног его лежали татарский мурза и два скованных татарина. На другой стороне ворот, на таком же пьедестале, поставлен был Геркулес, державший в руках палицу и оливковую ветвь, у ног его лежал азовский паша и два турка в цепях. Ворота были украшены коврами из парчи с золотыми кистями, шелковыми обоями, литаврами, оружием и знаменами, наверху сидел двуглавый орел, увенчанный тремя коронами, под сводом ворот висел венец из лавровых ветвей. Сверх того, на них были изображены суда, приплывшие к Азову, и начертана надпись:
Весть о взятии Азова и готовившемся торжестве привлекла в Москву множество жителей из окрестных городов и деревень. В числе этих пришельцев находились отец Емельяна, пономарь Савва с дочерью и плотник Филимон, жених и кораблестроитель.
– Скажи, пожалуйста, Савва Потапыч, что это за воин и что за мужик с палицей у ворот стоят? – спросил Архип пономаря, указывая на Марса и Геркулеса.
– Один, должен быть, богатырь Еруслан Лазаревич, а другой богатырь же Илья Муромец, который тридцать лет сиднем сидел, а под ногами их басурманская нехристь валяется. Они ее в грязь втоптали. А вот видишь два столба-то по обеим сторонам ворот? На одном написано: «Во славу воинов морских», а на другом: «Во славу воинов сухопутных». Если Господь сохранил твоего сына, то и ему слава этим столбом воздается.
– Ох, Савва Потапыч, сердце что-то недоброе вещает: вряд ли сын воротится!
– Да полно, Архип Иваныч, нечего раньше времени тужить. Пойдем-ка лучше посмотрим картины на мосту. Тьфу ты, пропасть, теснота-то какая! Вряд ли нам туда продраться удастся. Все равно попробуем.
С большим трудом потеснились они на мосту.
– Вот видишь, Архип Иваныч! – продолжал пономарь, указывая на картину, изображавшую штурм Азова. – Я тебе растолкую, что на картинах изображено. Это, видишь, наши с басурманами дерутся на суше, а вот на другой картине басурманы с нашими борются на море.
– А кто это на звере-то сидит?
– Это, должно быть, сам сатана – наше место свято!
– Какой сатана! – сказал стоявший около пономаря человек, вероятно ученик Заиконоспасского монастыря. – Это Нептун, языческий бог морей.
– Вот еще вздумал меня учить! Что за топтун такой, да еще и бог морей. Видишь, он сидит на звере, а в руках-то вилы да лопата. Какой тебе бог морей! Тут и моря нет под ним, а только тьма кромешная. Я тебе говорю, что это сатана.
– Да разве ты не видишь надписи? Прочитай-ка, если умеешь.
– Если умеешь! Не чванься, любезный, не хуже тебя грамоту разбираем.
Пономарь начал читать надпись.
– Слово есть-се, иже-и, аз земля, ерваз…
– Да не трудись разбирать-то, я тебе без слогов прочту, – сказал молодой человек. –
– А почему бы и не так? – возразил пономарь. – Он ведь басурманской стороны держится, а как наша взяла, то делать-то ему и нечего: поневоле поздравлять и покориться.
– Грешно было бы русскому войску принять такое поздравление.
– Да ведь наши-то и не принимают. Видишь, вон все к нему спинами повернулись. Пусть себе поздравляет, его никто и не слушает, окаянного!
– Очищайте мост! – закричали Алеши. – Скоро войска пойдут.
Вместе с толпой народа наши зрители картин сошли с моста и стали в стороне недалеко от триумфальных ворот. Стрельцы вытянулись от ворот в два ряда и составили подобие улицы, по которой следовало проходить шествию.