Регина(СИ)

Поздно вечером в ворота замка постучал местный кузнец, чью дочку Регина взяла к себе в услужении, залюбовавшись её нежным румянцем и лукавыми глазами. Он и принёс весть о том, что холера появилась в соседней деревне. Регина ждала этого известия со дня на день и потому в Сомюре никакой паники не было, все готовились переходить на осадное положение. Немедленно были поставлены на огонь котлы с водой, служанки, горничные, кухарки, птичницы и всё остальное женское население, включая саму графиню, и дети вооружились тряпками и щелоком и по приказу графини протирали и мыли всё от пола до потолка. Дворцовые погреба были открыты и людям выдавалась только разведённая вином вода. Непьющий и суровый конюх был поставлен Региной на раздачу суточной нормы вина. Для местных сорванцов наступили невесёлые времена, ибо по утрам и вечерам их за шиворот тащили мыться, не смотря на их визг и отчаянное сопротивление. Многие косо посматривали на Регину, когда она кипятила какие-то отвары и развешивала на кухнях пучки сухих трав. Всё это попахивало колдовством, однако действовало — оказавшийся в кольце бушевавшей эпидемии замок стойко держался, словно заговорённый. Но это было лишь вопросом времени, а Бюсси, как назло, задерживался в Бретони, его всё не было, и никто не мог навести в провинции порядок, ввести хоть какие-то меры защиты от болезни.

Когда, наконец, из Парижа примчался серый от усталости и тревоги Луи, Сомюр железной волей Регины уже был переведён на осадное положение. Обитатели замка жили в условиях строгой изоляции, за пределы двора не выпускали даже собак. Стекавшиеся со всех концов провинции нищие, бродяги, разорившиеся крестьяне и странствующие монахи не подпускались к замку на расстояние выстрела: дежурившие на стенах мужчины стреляли в каждого, кто пытался подойти к замку. Тут уже было не до милосердия.

Луи по дороге едва не сошёл с ума от страха за Регину. Он успел уже увидеть и оценить весь масштаб охватившего провинцию бедствия и воображение уже рисовало ему вымерший Сомюр. Он проклинал себя за свою слабость, за то, что поддался чарам Маргариты и, быть может, в те минуты, когда он целовал её, Регина умирала от болезни. Она и её нерождённое дитя… Кара божья, дамокловым мечом висевшая над ними с того дня, когда они уступили голосу сердца, упала на их головы, ибо холера не могла быть ничем иным, как наказанием за их грехи. Одно Луи знал точно — если он не сумеет спасти Регину, жить ему будет незачем. Он последует за ней и на самое дно ада.

Но, как выяснилось, он опять зря страшился за неё. Живая и здоровая, с явно обозначившейся беременностью, она выбежала ему навстречу как была — в мыльной пене, разгорячённая работой, с мокрой тряпкой в руках, — и тут же без сил опустилась на пыльную дорогу, протягивая к нему враз ослабевшие руки. Бурная деятельность, развитая ею, и драконовы меры по борьбе с холерой отнимали у неё немало сил, она держалась из последнего, живя надеждой на возвращение Луи. Он осадил коня, спрыгнул на землю и через мгновение уже держал в своих объятиях Регину. Живую, тёплую, смеющуюся.

Они и не знали, что эпидемия, охватившая Анжу, сыграет им на руку. Пока в провинции бушевала холера, а Бюсси, используя всю свою губернаторскую власть и немалые знания Регины о медицине — дало о себе знать влияние Екатерины-Марии! — по мере сил боролся с этим несчастьем, и отправлял отчёты в Париж, король отложил сведение личных счетов. Бюсси блестяще справлялся со своими обязанностями, так что избавляться от него пока не имело смысла. Без вести пропавшая графиня де Ренель тоже не мешала никому, так что король позволил себе забыть на время о словах Маргариты, тем более что в королевстве действительно хватало забот и без любовных треугольников.