Регресс

Я взял настойчиво протягиваемый мне замусоленный листок. Эта была заметка, в которой говорилось о том, что один раз заблокированный житель Даунтауна случайно проехал в Мидлтаун, Система дала сбой и пропустила его. В заметке заверялась, что неисправность ликвидирована и уже не повториться… Подумать только, Дано пытался отыскать этот чудо-лифт! Да знал ли он о том, насколько совершенна теперь Система?…

– Ну, ты видел?… Си-сте-ма да-ла сбой, – водя грязным пальцем по заметке, прочитал по слогам Дано.

Это было невероятно, он не умел толком читать. Я встал. Я не мог дальше вести беседу с безграмотным человеком… А ведь это был мой кумир! Теперь образ его для меня померк, растворился во мраке его бессвязных воспоминаний. Яркая привлекательная картинка оказалось дешевкой… Король был развенчан! Для меня он больше не был звездой. На самом деле Тони Дано ни своей экранной смелостью, ни героизмом, ни умом не обладал. В том человеке, которого я обожал, на самом деле жило совсем другое существо.

Я побрел к своему месту. Поезд спал. Уткнувшись в свои кресла, согнувшись в неудобных позах, пассажиры пытались за выдавшийся им недолгий промежуток спокойствия восстановить силы для следующего дня.

Заметив по дороге автомат с бумажной прессой, я купил то, что называлось словом «журнал». Сев на место я принялся листать его страницы. Яркие рекламные картинки запестрели перед глазами. Текст статей невозможно было читать. Написанный со множеством лексикоорфографических ошибок, он выглядел абсолютным безобразием. Я вспомнил, в Мидлтауне были упразднены правила правописания, так вот к чему это привело! Это было ужасно! В мешанине букв, подчас, я не мог узнать даже самые простые слова. Ещё тогда, десяток лет назад все Аптаунцы выступили за то, чтобы сохранить язык единым для всех уровней, однако для упрощения системы обучения мидлтаунцев правила орфографии для них решили отменить. Теперь я видел перед собой яркий пример вопиющей неграмотности, не позволяющий уловить смысл написанного и сводящего информативность любого предложения к нулю. Нет, никогда люди из Мидлтауна уже не догонят нас… Сегодня они разучились писать, завтра уже не смогут правильно говорить. Что дальше? Что будет с уровнем, в котором люди не способны делиться информацией друг с другом…

Кто-то тронул меня за рукав. Маленькая девочка, лет пяти, игриво глядя на меня своими синими глазенками, протягивала мне куклу.

– Как тебе не стыдно, перестань приставать к чужим, – шепотом, чтобы не разбудить спящих вокруг пассажиров, сказала девочке подоспевшая мать.

Я поднял глаза. Мать девочки – женщина, лет двадцати восьми выглядела довольно привлекательно – правильные черты лица, стройная фигура, густые волосы, забранные в хвост. Её же дочь была совершенно потрясающим созданием. Большие глаза девочки, её доверчивый взгляд, милые ямочки на щеках делали её похоже на ангела.

– Она не мешает мне, – попытался успокоить я её мать.

– Мила никак не может уснуть, она всегда плохо спит в поездах, – оправдывалась женщина.

– Вы из Индианаполиса? – решив продолжить знакомство, поинтересовался я.

– Да, а теперь едем к моим родителям в Квебек, – ответила женщина, беря за руку дочь.

– И вы путешествуете вдвоём? – спросил я, пытаясь понять, где же находиться муж женщины.

– Да, – ответила мать Милы.

Мать и ребенок нравились мне всё больше и больше.

– А отец девочки, ваш муж… он разве не путешествует с вами? – задал я вопрос, ответ на который мог дать мне надежду завязать более тесное знакомство с этой симпатичной женщиной, на небольшой приключение, связь… Однако, ответ молодой матери озадачил меня.

– У Милы никогда не было отца… Это как-то не принято, – проговорила она.

Я понял, что чего-то не знаю о жизни этих среднеуровневых людей. Только потом, позже, Майк объяснил мне форму отношений между мужчинами и женщинами, которая существовала в Мидлтауне. Потому-то так и легко было здесь завести новые знакомства, что все мидлтаунцы были свободны. Непродолжительные сексуальные контакты, недопустимые в Аптауне, в Мидлтауне считались нормой, семейные же отношения были здесь давно забыты. На смену развалившемуся институту семьи пришли несерьезные, ни к чему не обязывающие связи. Малые доходы порождали нежелание мидлтаунцев чем-либо себя обременять. Годам к тридцати, устав от мимолетных знакомств, большинство женщин заводило себе ребенка, мужчины же продолжали жить свободно, без забот. Те устои, которые помогали нам поддерживать стабильный уклад наверху, внизу были отвергнуты в угоду собственным, подчас разрушающим здоровье и саму жизнь желаниям.

– Послушайте, раз уж ваша дочь не спит, давайте я составлю вам компанию, – предложил я, сам удивляясь тому, что пытаюсь навязать своё общество этой женщине. – Я из Аптауна.

Чтобы придать себе более значимый вид, я поспешил развернуть перед матерью Милы планшет. Однако, женщина, с упреком посмотрев на меня, подхватила на руки дочь.

– Что вы… У меня же ребенок, – укоризненно покачала она головой.