Рэгтайм

Что-то вроде прежней безоблачности пронесли они все через этот вечер, а ближе к полуночи в тишине спальни Мать и Отец стали обсуждать ситуацию. Конечно, у Колхауса были шансы какое-то время оставаться на свободе. В этом случае их ожидало нарастающее отчуждение. Уже и сейчас некоторые знакомые Матери, ее товарки по Лиге, реагировали на их неожиданную известность соответствующим образом. Ее ужасало, что движимые горечью и гневом люди начнут требовать передачи Сариного ребенка под протекцию мстительных властей. Отец не стал отклонять подобную возможность. Они оба в этот момент так чудесно владели собой, так ощущали друг друга, что им вовсе не было нужды разыгрывать фальшивый оптимизм. Отец сказал даже, что власти могут пойти и на то, чтобы использовать беби как аргумент для того, чтобы принудить Колхауса сдаться. «Мы должны уехать отсюда, – сказал Отец, – вот что нам надо сделать – уехать». – «Но как же мы уедем? – вздохнула Мать. – Мой отец – инвалид. Малыш ходит в школу, в доме полно прислуги, и мы несем за всех ответственность…» Указательным пальцем правой руки она загибала пальцы на левой, перечисляя все эти сложности. Отец ощущал, что она теперь доверчиво ждет его решения. Он сказал: «Предоставь все это мне». То, что он взял на себя всю ответственность, наполнило ее теплым чувством. Так или иначе, они были друзьями долгой уже выдержки. Эту ночь они провели вместе. Она позволила ему заняться любовью и даже отвечала движениями рук и бедер, ласкаясь, ободряла его усилия, и он впервые за много месяцев почувствовал, что она оценила его крепкое мужество.

Ответом на все вопросы, казалось, был Атлантик-Сити. Отец обнаружил там чудесный отель «Волнолом», в котором были комнаты с видом на океан, а брали за это несколько меньше, чем можно было предположить. До побережья Южного Джерси можно было добраться за несколько часов по рельсам – не так близко, но и не так уж далеко, чтобы нельзя было вернуться в воскресенье вечером к любимому бизнесу. Перемена воздуха всем пойдет на пользу. Дедушкин доктор, который имплантировал в сломанное бедро металлический внутренний шплинт, советовал старику передвигаться на костылях или по крайней мере в кресле-каталке, ни в коем случае не залеживаться – нет ничего вреднее для людей его возраста. Малышу придется прервать занятия на несколько недель раньше, но это не страшно, так как паренек чрезвычайно сведущ в своих науках. Дом будет поддерживаться на полном ходу оставшейся прислугой, поскольку Отцу так или иначе придется бывать в Нью-Рошелл. С собой на побережье Мать возьмет лишь экономку, флегматичную и совестливую негритянку, присутствие которой, ко всему прочему, будет еще и объяснять наличие коричневого беби.

Итак, вооружившись планом действий, семейство готовилось к отъезду. В доме поддерживался веселый дух, который временами достигал даже истерических вершин, по мере того как ситуация в городе становилась все более уродливой. Новый начальник полиции, отставной инспектор Нью-Йоркского отдела по расследованию убийств, предложил свою собственную, вполне зловещую линию расследования. В первый же день он сообщил репортерам, что взрывчатка, которой подорвали Муниципальную пожарную станцию № 2, была очень изощренной смесью пороха и гремучей ртути, она была составлена определенно знатоком своего дела, но уж никак не пианистом рэгтайма. «Я спрашиваю, где этот негр берет автомобили. Я спрашиваю, где он берет деньги для того, чтобы вооружить свою банду, да еще и заплатить им хорошеньким чистоганом. Где он достает деньги? Где он отсиживается между своими дикими атаками на этот тихий город? Я знаю полдюжины красных, которых с удовольствием посадил бы к себе под замок. Пари, я бы получил тогда ответы на свои вопросы».

Эти предположения о заговоре радикалов, распространяясь все шире и шире, накалили и без того уже подогретый городской люд. Нападения на негров, осмеливавшихся высунуться из своего квартала. Патрули милиции на улицах. Фальшивые пожарные тревоги по всему городу. С грохотом вываливались на тихие улицы пожарные движки, полицейский эскорт, обязательная свита репортеров в автомобилях. Репортеры были повсюду, они возбуждали в городской общине болезненное, разбухшее самоощущение. Воскресные службы в церквах никогда не собирали столько народа. Неотложная помощь городской больницы сообщала о росте числа несчастных случаев прямо на дому. Люди то и дело обжигались, калечились острыми предметами, цепляясь за коврики, валились с лестниц. Несколько мужичков, прочищавших старое оружие, получили серьезные ранения.

Тем временем газеты без устали убеждали власти поднять из пруда «модель-Т». Возможно, и даже скорее всего, они жаждали новых снимков. Наконец к пруду привезли кран, и автомобиль явился на поверхность как чудовищный артефакт. Грязь бородищей текла с него, вода и слизь лились с крыши. Он был перенесен на берег и оставлен там для всеобщего обозрения.