Rehab (СИ)

Пещера была большой, темной и вонючей. Весь пол был устлан мышиным говном. Тысячи летучих мышей спали на сводах пещеры. Иногда под ногой хрустел мышиный трупик, уже подсохший и от того похожий на мумию. Хруст этот отдавался эхом по сводам. Мы молча следовали за Ташей, стараясь держаться, как можно ближе друг к другу. Путь нам освещал фонарик Ташиного телефона. Мы прошли по узкому коридору и попали в большой зал, где были захоронены монахи и те редкие пациентов, что осмелились нарушить клятву. Рядом с их фотографиями стояли зажжённые свечи. Некоторые из этих людей были довольно известны у себя на родине. Там их давно забыли, а здесь — в Монастыре, помнят. И каждый монах, видя их фотографии, напоминает себе, что должен стараться лучше, чтобы помочь зависимым. Чтобы таких трагедий больше не случалось. Монахи берут на себя обязательства перед пациентами. И если кто-то срывается и умирает, значит ему оказали меньше помощи, чем было нужно. Эту своеобразную философию поведала нам Таша, пока мы рассматривали фотографии умерших. Было холодно и жутко, никто не хотел оставаться здесь надолго, но Таша принялась зажигать потухшие и собирать огарки с алтарей.

— Здесь жили первые монахи, — сказала она.

— Те самые? — спросил Лу.

— Те самые! — подтвердила Таша, — когда всего этого еще не было, была только эта пещера. Три первых монаха молились здесь и просили Будду забрать племя Моголов.

— Наверное им не пришлось долго молиться. Иначе они бы замерзли здесь. — сказала Вивьен.

— Они же монахи, им пофиг на холод! — сказал я с видом всезнайки.

— Они тоже люди. — сказал Джек.

— Все люди люди, — сказал Лу, — даже монахи.

— С этим не поспоришь. — сказал я, — но мы то не монахи, может уже пойдем. Таша как раз закончила наводить порядок и вывела нас наружу, под палящее солнце. После холода пещеры мне показалось это даже приятным, но долго находиться на такой жаре без головного убора было опасно.

На выходе из пещеры мы все остановились у жертвенника, чтобы помолиться. Я тоже решил попробовать. Таша раздала всем желающим по свечке и закрыв глаза встала на колени. Я прикурил свечу от жертвенника и сел рядом и по привычке прочитал отче наш. Потом на всякий случай вспомнил свою мантру и попросил Будду приглядывать за мной и моими близкими. Еще попросил, чтобы Вивьен обрела веру в себя и полюбила этот мир, так как же как теперь полюбил его я. Солнце ужасно пекло и я чувствовал, как пот собирается у меня на лбу и стекает тонкими струйками. Я вытер лицо и открыл глаза. Голова так закружилась, что я едва встал с колен. Ноги и руки не слушались и дрожали. Перед глазами поплыли черные круги. Так бывало со мной, когда не спишь по несколько дней подряд и видишь все будто бы через подзорную трубу. Напекло, подумал я и упал. Я был в сознании, но все затянуло каким-то липким эфиром, который мешал двигаться и говрить.

— Спекся, сказал подбежавший монах. — Срочно дайте ему воды.

Меня схватили подмышки и потащили к фонтанчику. Потом стали поливать голову водой оттуда. Кто-то протянул бутылку с водой. Я взял ее сделал несколько коротких глотков. Мне стало немного лучше. В ноги вернулось немного силы, совсем чуть-чуть, но я уже мог стоять ни на кого не опираясь.

— Тебе нужно прилечь, Ден! — сможешь дойти до палаты? — спросила Таша.

— Смогу конечно, — сказал я и попытался улыбнуться. Лу и Джек проводили меня и уложили на кровать.

Глава ХI. Ты моя женщина, я твой мужчина

Глава ХI. Ты моя женщина, я твой мужчина.

Через несколько дней все уже знали, что мы с Вивьен пара и не было смысла скрывать это. Хотя мы вели себя в рамках приличия и никогда не позволяли лишнего на людях. Единственная возможность побыть вместе представлялась нам только во время прогулок. Когда мы забирались в наш катерок или сбегали на несколько минут в лес. Там мы целовались и нежно прикасались к друг другу. Дело никогда не доходило до чего-то большего. Старина похотливый Ден куда-то делся. Он, как демон, был изгнан заклятием любви. Мы знали, что не можем пренебрегать правилами Монастыря. Я рассказал Вивьен о нашем разговоре с Ташей и это очень ее встревожило. Но не настолько, чтобы она перестала уделять мне внимание в эти короткие мгновения. Держаться приличий было с каждым днем все сложнее. Я больше не думал о наркотиках. Думал только о Вивьен и о том, как сильно я влюбился. Вслух я этого не произносил, так как не был уверен, что Вивьен испытывает такое же сильное чувство. Я все еще боялся спугнуть ее своим нелепым признанием. Конечно все это можно было запросто прочесть в моем взгляде. Когда я смотрел на Вивьен я видел свет. И этот свет грел меня и освещал все вокруг, даже когда становилось темно. Я не знал, как сложатся наши судьбы в будущем. У меня вообще были сомнения относительно того, сможем ли мы быть вместе после Монастыря. Но я на это надеялся. И эта надежда придавала смысл всему моему существованию. Правда, как и сказала Таша, фокус моего внимания совершился с выздоровления.