Рэя

На полу, неподалёку валялась его кепка, в одном из углов стояла железная клетка, где висели крючки и карабины, различного размера наручники, а посредине – деревянный табурет. Стены тёмные, неприметные и мрачные, а подсветка пряталась где-то под полом, или потолком, но может, это стены излучали тусклое свечение? Не было ни окон, ни лишних дверей, из мебели – один табурет, пол – деревянный, рассечённый грубыми шрамами, усеян выемками, – следами от тонких каблуков и трещин, будто на нём рубили мясо, втыкали ножи и топоры, распинали жертв… А ещё, что он заметил, только что: застывшие пятна крови и багровые следы мужских ботинок.

Хотел бы он верить, что это всего лишь придуманный игровой мир…

– Потерпи, – сталось совсем немного, – снова услышал её свистящий шёпот возле левого уха. Сладкий и очаровательный.

А, тем временем, пока он дрейфовал в своих воспоминаниях, пытаясь понять: «почему здесь раньше не был…, её ли это комната?», она продолжала играть свою роль притом, что ни разу не сделала больно, пока трепала за патлы, пытаясь фальшиво задушить цепочкой… И играла на публику, вертелась так, чтобы камерам было всё видно.

А могло бы быть наоборот. Заходила с таким лицом, как перед казнью. И ясно одно: перед камерами, получая настоящую боль, а не наигранную, как он, ещё надо играть роль того, кому всё это нравится даже, если камеры выключены – ночь впереди, часы оплачены, а перед тобою – жестокое существо. И, наверно, самое важное: уходя из этой комнаты, она приползала домой, хранила злость и ненависть на это место, и растворяла внутри, чтобы не выплеснуть на ребёнка, а носить маску обычного человека. Тот, кто получает удовлетворение от этого всего – тот домой приходит «пустым».

– Ты свободен, – внезапно, вернула к прежней обстановке, снимая с шеи цепь.

Но Джек всё ещё искал глазки камер, которые теперь не так-то просто найти, из-за того, что погасли, и вертел головой, следуя за каждым её движением. В одну секунду руки оказались свободны, за ними – и рот получил возможность свободно дышать и говорить.

– Не бойся, всё уже снято… Можешь меня выругать, можешь выпороть или просто жёстко «отыметь», но я должна была это сделать, понимаешь? Это моя работа. Я, прежде всего, актёр, а уж после – просто шлюха… Всё оставшееся время.

Но он все ещё молчал и не понимал, почему она так резко похолодела.

– Иногда мы так делаем, – снимаем материалы для художественных фильмов жестокого жанра. Клуб продаёт студии, а я – на утро, получаю дополнительные пару сотен.

– …Чья кровь на полу? – слегка охрипшим голосом решил спросить.

– Не забивай лишним голову. Тебе это не надо знать…

– ТВОЯ? – его это сильно задело.

Отбросив в сторону лишнее, присела ему на колени и посмотрела уже настоящим взглядом. Он уловил едва ли заметное волнение перед незнакомцем. Он раньше такого не замечал и не помнит, потому что часто был пьян.

Потрепав за хвостик, нервно, облизнула сухие губы и вздохнула, почесав нос.

– У тебя есть семь часов… Если не хочешь меня вон в ту клетку загонять, или просто выпороть задницу, связывать наручниками…, нужно уходить в другую комнату.

– Нет, ты что?! – возмутился.

– Хорошо, – тихо сказала. – Ты меня спас, практически, так что…, проси всё, что хочешь. Исполню любое желание…

– Подари мне последнюю ночь! – внезапно попросил.

– А поконкретнее? Что бы ты хотел, чтобы я сделала? Что-то такое в чём жене стыдно признаться, или попросить. На меня помочиться, например. Или…

– Нет, нет! – нахмурился. – «Хочу побыть в твоих руках». Делай со мной, что хочешь, – добавил ещё.

Она сперва засомневалась в том, что правильно его поняла, – поёрзала на коленях, окинув, взглядом комнату. Посмотрев на деревянный огромный стул для экзекуций, ухмыльнулась ехидно.

– Что хочешь, говоришь? – потянув к себе за шею, просто взяла и поцеловала, несколько раз. Потом ещё раз, ещё, и, наконец, вспомнив знакомый сладкий вкус, оторвалась. – Можно я проведу с тобой одну ночь, в тёплой и мягкой постели? – спросила полушёпотом, наивным тоном. Взяла его голову в руки.

Он ей кивнул молча.

– Тогда, за мной!

Вскочила и повела за руку, подбирая его вещи на ходу. Нащупав невидимую кнопку в стене, нажала и, плавно отодвинулась дверь, – переход в спальную комнату, залитая мягким оранжевым светом, с большущей кроватью посредине. Он узнал эту комнату, – там он с ней, полупьяный, по ночам говорил, пока она отсыпалась. Вспомнил тот запах.

Не успел он следом зайти, как Рэя запрыгнула на руки, – повисла, как обезьянка, на шее, и впилась в его губы. Зазвенели бубенчики эльфа, скользнула цепочка, на пол упала кепка и, пошатнувшись, пошёл туда, где должна быть постель. Её губы были сухие, тонкие, и колечко на нижней, – скребло его зубы. А она, не обращая внимания на всякие мелочи, в порыве страсти искала края одежды; покусывала его губы, по привычке тихо стонала, и ногами сдавливала туловище, прижималась «кисой» к животу. А та – зудела, болезненно чесалась, взмокла и просила себе внутрь здоровое мужское «тело».

Внезапно, он отодрал её от себя и бросил на кровать, наклонившись над ней.