Средний уровень — каюты пассажиров, склад артефактов и одновременно мой личный отсек. Между каютами — душевая комната и туалеты с вертикальным сливом. Нелишнее сооружение, учитывая возможность блокады и непрерывного обстрела. А вот троглодитам и гарпиям с нижней палубы придется пользоваться куда как менее комфортными приспособлениями — шлюзовыми люками в полу. В железном брюхе свободного места практически не осталось. Все было заставлено вещами, что не поместились в складские камеры. В седалище Зайца оборудовали две маленьких казармы. Одна — для двух десятков бурых воинов, вторая предназначалась стрелкам — бехолдерам, скорпикоре Марис и Ноздрину. Мой враг заявил, что ему не требуется индивидуальной клети, с него довольно и топчана в общем кубрике. Там же устроили насест для двух летающих разведчиц. К жилым блокам команды примкнула наспех сооруженная за счет помещений хранилища гномья нора.
По разоренному Паялпану гуляли ветры и сквозняки, которые подчеркивали масштабы опустошения. Теперь со стен убрали позолоченные занавеси, не сияли свечи и факела, двери складов стояли настежь распахнутыми. Все, что не убралось в Зайца, пришлось укрыть в тайных схронах. Накопленные за месяцы торговли товары, аккуратные пирамиды брусков серебра и железа теперь покоились за каменными завалами. Ээх, досталось бы мне хоть их мельчайшая часть! Вернул бы ее обратно, только уже в качестве уплаты невольничьей ренты.
День расставания с Паялпаном, ставшим нам всем второй Родиной, наступил до обидного скоро. Нас провожала всего пара десятков ветеранов Бурого батальона — все, кто остались в колонии из ее гарнизона. Прощальную речь для троглодитов, само собой, произнес я:
— Эй, вы! Две декады все продолжают находиться в фактории. Живите, как обычно. Потом все свободны. Те, кто захочет, может попытать счастья на просторах Пустыни, кто не станет рисковать, волен остаться в Паялпане. Продовольствия запасено с избытком, оружия и всего остального — тоже. Хотите — занимайтесь охотой или замуруйтесь и сидите внутри. Года не пройдет, как сюда придет из Подземелья новая партия служащих. Паялпан — слишком ценный камень в короне Азмоэла, чтобы им разбрасываться. Те, кто встретит следующую смену — получат самые высокие места в будущей фактории.
— Эй, а ты как? Вернешься к нам, Гонзо? — спросил мастер — троглодит, командир охотничьей партии и ныне — самый старший из тех, кого мы бросали в кратере на произвол судьбы.
Странно. До этого вроде и сторонились, кроме тех, кто вообще меня терпеть не мог. А теперь, при расставании, похоже, жалеют, что уезжаю.
— Не ведаю. Если и не вернусь — ты сможешь меня заменить, сиволапый. Прощайте, родичи. Простите меня за все, что было не так. Может статься — не увидимся больше. Эннавант!
Я крикнул наш девиз и замер в ожидании: ответят или нет?
— Эннавант! — подхватила новая стража фактории, но никто не услышал наших кличей. Только Горгот стоял у входного люка в ковчег и грустно улыбался. Признали за начальника. На последней ступени, которая вполне вероятно ведет меня на карусель перерождений, меня признали. Сердце застучало, мои губы дрогнули в непонятном чувстве.
Тайные ворота Паялпана сомкнулись двумя каменными глыбами. Вот и все. Путь назад отрезан. Я поднялся в рубку, к сиятельным господам. Перед нами была запущенная лесная дорога, затененная от лучей светил кудрявыми шевелюрами высоких древесных исполинов. Впереди за обманчивой тишиной лежала неизвестность трудного пути. Тревожность момента давила даже на героев.
— Трогаем? — Махор поежился, словно от зябкого ветра. — Горгот, отмочи — ка что — нибудь из своих перлов. Подними настроение перед дорогой.
— И откуда только вы берете эти мерзкие вирши? — брезгливо прошипела Ниама.
Ага. Значит, славный орк не только меня балует стихотворными цитатами. Штабс — капитан мечтательно закрыл глаза и причмокнул губами:
— Плод юности беспечной. Вместе с моим другом мы сочинили одну поэмку… кгм… весьма скабрезного содержаньица. Странно, что многое забылось из дел вековой давности, но она целиком стоит перед глазами. Название было, как сейчас помню — «Баллада о графе Клермоне и дщери его, Ириде, что любила и была любима, не будучи обремененной узами брака».
— Какая гадость! — бросила девушка.
— Вот и наш преподаватель словесности из гимназии так считал. Нас едва не отлучили от светоча знаний за нее.
— Жги, Горгот! — смеясь, поощрил товарища Махор.
Орк важно откашлялся:
— Много в ней дорогих моему сердцу строчек, но одну рифму я считаю просто выдающейся. Она по праву должна занять свое место среди классических канонов стихосложения. К тому сей кусочек отлично подходит к нашей нынешней ситации.
Штабс — капитан выставил вперед раскрытую ладонь и с придыханием продекламировал:
—
— Кошмар, — угрюмо вставила демонесса, но Горгот не смущаясь продолжил:
—
Принц заулыбался, а Махор воскликнул:
— Браво! Шпарь дальше!