Рейд

– Но ты, кажется, из людей, побуждающих к действию. Эта посудина не видала столько стирки носков и протирания яиц с тех пор, как мы встречались в патруле с клаймером Мириэм Ассад.

Кригсхаузер делает вежливейшее и невиннейшее выражение лица и наливает нам всем по капле командирского кофе. Я начинаю догадываться.

– Может быть, это твое благотворное влияние. Может быть, они беспокоятся за свои репутации, хотя сомневаюсь. Кригсхаузер, с тех пор как служит на клаймерах, ни разу белья не менял, а уж стирать его и не думал.

На реакцию кока командир не смотрит.

– Если его волнует его репутация, пусть лучше займется жратвой, – говорю я. – Назвать это восстановленным дерьмом – комплимент.

– Назови-назови. Ты никого не обидишь.

И в самом деле дерьмо. Вязкое вещество в тюбиках и порошки в коробках – вот основные ингредиенты этой еды. Кригсхаузер с кем-нибудь, кто назначен в помощники, смешивает эту дрянь с водой и капелькой купоросного масла. Клаймерщики единодушно настаивают, что это имеет вид дерьма и запах дерьма. Разве что вкус не тот.

Витаминов, минералов, аминокислот там, однако, навалом. Все, в чем нуждается тело для хорошей работы. Только о душе не заботятся.

Хорошая еда, конечно, слишком много весит. Здесь нет синтезатора, как на больших кораблях. Теперь я понимаю, почему все рюкзаки были забиты овощами и фруктами.

Меня беспокоит отсутствие грубой клетчатки. После аварии я долго был помешан на диетическом питании, да и сейчас иногда слежу. Грубая клетчатка – это важно.

Раньше на клаймерах были склады для свежих продуктов, но все холодильники и морозильники исчезли, когда увеличилось количество ракет.

Командир вгрызается в яблоко. Глаза его смеются.

Единственное, что здесь можно любить, – это фруктовый сок. Побольше концентрата да побольше воды. Членам экипажа нравится такой рецепт. Конечный результат они называют «сок из клопа». Иногда похоже.

Воды нужно много. Она используется в качестве топлива, в аварийной системе охлаждения, в системе поддержания атмосферы и как основной пищевой ингредиент. Она делает брюхо набитым, дом теплым или прохладным, воздух пригодным для дыхания и заставляет мурлыкать камеру ядерного синтеза.

– Прошу разрешения на выброс за борт, – говорит Бредли в явной попытке привлечь к себе внимание командира. Если есть у младшего лейтенанта слабость – так это его желание быть на глазах начальства. Я ищу, кто бы объяснил, о чем он говорит. Объясняет сам Бредли.

– Использованную воду, все наши отходы, включая углерод из воздуха, прессуют и выбрасывают за борт. Для сложных перерабатывающих устройств места нет.

– Давай выбрасывай, – говорит Старик. И поворачивается ко мне. – Представляешь? Плывет в нормальном пространстве корабль-носитель в облаке говенных канистр.

Улыбается, грызет яблоко. Как только я готов слушать дальше, он продолжает:

– Через миллионы лет найдет одну из них иноземная цивилизация. И канистра станет самым загадочным экспонатом в их ксеноархеологическом музее. Я вижу, как они пятьдесят тысяч тваречасов потратят, чтобы понять культовые функции этого предмета.

– Культовые функции? Это местный юмор?

Старик тычет огрызком яблока в сторону старпома. Яневич говорит:

– Это он надо мной смеется. Во время отпуска я помогал археологам копаться в дочеловеческом культурном слое.

– У друзей мистера Яневича, – продолжает командир, – есть ответы на любые вопросы. Если не задавать вопросов неправильных. Когда они говорят, что предмет имеет культовое или ритуальное значение, они на самом деле просто не знают, что это такое. Так вот они работают.

Мое удивление, должно быть, заметно. На лице Яневича появляется одна из его довольных улыбок. Он смотрит на меня. Люди – бесконечная загадка. Складываешь кусочек за кусочком, но всегда остаются детали, которые в мозаику не лезут.

Воет сирена боевой тревоги. Это звук типа «банг-бэнг-бэнг», не очень неприятный сам по себе, но реакция такая, будто кто-то царапает ногтями по школьной доске, а потом стреляет над ухом из стартового пистолета.

Кают-компания взрывается. Я растренирован и несколько отстаю. Стараюсь догнать за счет рвения, карабкаясь вверх за более умелыми. Добравшись до люка в оружейный отсек, я нечаянно оглядываюсь.

Командир смотрит на часы и улыбается.

– Учебная тревога! Проклятая учебная тревога прямо посреди ужина! Садист ты!

Меня подводит нога. Люк между рабочим и оружейным отсеком захлопывается прежде, чем мне удается до него добраться. Я так и остаюсь с позором болтаться на потолке. Гигантский несчастный фрукт.

– Спускайся сюда, – говорит Пиньяц преласковым голоском. – Ты не успеваешь вовремя добраться до своего пульта. Я твою дохлую задницу пристрою к работе. Садись за пульт этой дурацкой магнитной пушки. Хеслер! За лучевой пульт.

Умный маленький Ито. Ставит лишнее тело на самое свое бесполезное оружие. А ведущего космонавта Иоганнеса Хеслера ставит на систему, которую тому все равно изучать.

Через пять минут звучит отбой. Пиньяц оставляет отсек шеф-артиллеристу Холтснайдеру и отправляется в офицерскую кают-компанию. Я следую за ним.