Рейд

Он показывает на автомобили, выгружающие пассажиров, в сотне метров от нас у стены. Люди и тюки порхают в воздухе, как пьяные голуби. Мужчины и женщины. Некоторые из них были с нами в подъемнике.

– Ты уникальный подонок.

– Ну-ну. Ты же сказал, что хочешь увидеть все.

Все улыбаются. Они проделывают такой фокус со всяким новичком. Он поясняет, что эта система сохранилась со времен промышленного бума на Тервине. Но в то время трос таскал скоростные грузовые капсулы.

Не имея возможности двинуть в зубы старшего по званию, я от злости лишь топаю ногой.

Результат предсказать несложно. Здесь нет гравитации. И я, естественно, трепыхаюсь в воздухе в поисках чего-нибудь, за что можно ухватиться, но от этого только хуже. В минимальный промежуток времени я ухитряюсь уместить восхитительную комбинацию бросков, кувырков и переворотов.

– Ты вроде говорил, что он не новичок, – лаконично реагирует Яневич.

Сгорая от стыда, я останавливаюсь.

– Ну, ты все забыл, – говорит командир.

– Я вспомню. Меня ждут все приколки для новичков?

– На борту ничего такого не будет. На борту клаймера не место для шуток.

Это сказано с невероятно серьезным видом. Нерничает? Не поймешь. Я позволил ему притянуть меня к земле, и мы начали следующий этап нашей одиссеи.

* * *

Уэстхауз продолжает объяснять:

– Эти туннели проложены параллельно продольной оси Тервина. Третий перекрыли, когда началась война. Собирались копать из центра наружу, когда этот закончили. Неподалеку расположились жилые кварталы. Для шахтеров. Все это было в новинку, когда я был маленьким. В конце концов они сделали бы астероид полым и заставили бы его вращаться для гравитации. Но случилось иначе. Туннель стал гаванью. Когда клаймер возвращается, его вводят внутрь для ремонта и профилактики. В другом туннеле строят новые клаймеры. И корабли. Он пошире.

Гаванью здесь называют любое место, где судно может быть окружено атмосферным воздухом, чтобы людям не приходилось ремонтировать его в скафандрах. В гавани ремонт идет быстрее, эффективнее и качественнее.

– Угу.

Мне гораздо интереснее смотреть, чем слушать.

– На проверку и профилактический ремонт клаймера уходит месяц. Парни работают хорошо.

Так вот почему у членов экипажа столько свободного времени между заданиями. Ремонтировать свой собственный корабль им не позволяют, даже если они этого хотят.

Уэстхауз читает мои мысли:

– Если все складывается удачно, продолжительность отпуска увеличивается. Командование отправляет в патруль только всю эскадрилью целиком. Мы возвращаемся, как только заканчиваются боеприпасы, и, помимо положенного месяца, у нас в распоряжении то время, которое понадобится последнему кораблю нашей эскадрильи на путь домой.

Все в известных пределах, конечно. Не думаю, что командование позволит бездействовать одиннадцати кораблям в ожидании двенадцатого, находящегося в затянувшемся рейде.

– Стимулирует?

– Помогает.

– Порой излишне стимулирует, – говорит Старик.

Вроде все сказал. Но через минуту он продолжает:

– Взять хотя бы клаймер Телмиджа. Теперь его уже нет. Вступил в схватку с охотниками, сумел истратить все ракеты и вернулся первым. Никаких законов против этого, естественно, не существует.

Он снова замолкает. Когда становится ясно, что больше он ничего не скажет, нить повествования перехватывает Яневич.

– Тоже неплохой бой. У него было три подтвержденных. Но к нему подползли остальные. Так долго держали его, что половина команды вернулась домой с испеченными мозгами. Поставили рекорд пребывания в клайминге.

Это кажется преувеличением. Я не настаиваю на продолжении. Они не хотят это обсуждать. Минуту молчания не нарушает даже Уэстхауз.

Мы забираемся в электрический автобус. Напряжение поступает к нему через прут, конец которого бежит по рельсу вдоль туннеля.

– Героям клаймерного флота – только самое лучшее, – говорит Старик, занимая кресло управления.

Автобус тащится вперед. Я наблюдаю, что происходит в большом туннеле. Столько кораблей! Многие вовсе и не клаймеры. Похоже, здесь ремонтируется добрая половина сил обороны. Вокруг каждого корабля плавают на фалах сотни рабочих. Здесь уже никаких беженцев-лежебок по углам. Все трудятся.

Глядя на рабочих, я вспомнил лилипутов, связывающих Гулливера. И паучков малютки Крейлера, устраивающих смешные бои под боком у мамы. Это животное с Новой Земли, отдаленно напоминающее арахниду. Детенышей таскает на спине. С эндоскелетом, теплокровное, млекопитающее – псевдосумчатое, если быть точным, – многоногое и с величественным хвостом, отсюда и сходство с пауком.

Люди режут, варят, клепают, и повсюду искры, будто стайки поденок. Станки гремят индустриальную симфонию. В некоторых на кусочки разобранных судах едва ли можно узнать космические корабли. Одно лежит со вспоротым брюхом и с наполовину содранной шкурой, ждет розничного торговца мясом. Что за создания кормятся ростбифами с бочков истребителей?