Рейд БТ

— Старшина! Старшина Скрипчук! — Степан пытался схватить старшину за рукав, но тот обогнул его, не глядя, и снова двинулся в сторону танка. Развернувшись, Степан кинулся следом и догнал Скрипчука уже возле танка. Схватил его сзади за плечи, перехватил правую руку с предметом, на который пытался смотреть старшина. — Иван Семенович, вы меня слышите?! Семеныч, ответь! — проорал Паничкин почти в ухо старшины. Кричать приходилось громко, так как они остановились прямо возле кормы танка, и гул работающего двигателя надежно заглушал любые другие звуки. Пробитый глушитель добавлял свои ноты в железную какофонию мотора, вдобавок обдавая людей едкими струями горячего выхлопа из дырявого корпуса. — Семеныч! — не дождавшись ответа, Степан выкрутил из руки старшины, то, что тот так крепко сжимал в кулаке. Старшина сделал еще пару шагов, волоча за собой лейтенанта, и промычав что-то неразборчивое, неожиданно весь обмяк и начал валиться назад. Паничкин судорожно обхватил, ставшее вдруг таким тяжелым и неуклюжим тело, и попытался затормозить падение, чтобы осторожно опустить старшину на землю, но это ему не удалось. Вес тела Скрипчука потянул лейтенанта вниз и Степан свалился возле катков танка, прямо лицом к лицу со старшиной…

…Содрогаясь от рвотного рефлекса, Паничкин пытался отползти от старшины. Лицо Скрипчука было, под засохшей коростой крови и грязи, обтянуто какой-то розовой пульсирующей пленкой, которая при падении потрескалась и теперь сочилась сукровицей и гноем. Из черного провала рта с обломками зубов, при дыхании выдувались кровавые пузыри. Уцелевший глаз был налит кровью и скрывался в опухшей глазнице.

Кое-как отодвинувшись в сторону, Паничкин поднялся на ноги. Разжав кулак, Степан посмотрел, на предмет, отобранный у старшины. На грязной ладони лежали наградные карманные часы Скрипчука в серебряном корпусе. Надпись "За отличное вождение танка", на крышке, подтверждала это. Автоматически сунув часы в нагрудный карман гимнастерки, Степан снова нагнулся к старшине. Видимо, от сотрясения при падении, к старшине частично вернулось сознание, и тот вслепую водил руками вокруг себя, что-то пытаясь найти. Пересиливая себя и стараясь не смотреть в лицо, Степан подхватил старшину под плечи и попытался оттащить тяжелое тело в сторону от, продолжающего греметь и коптить, танка. С трудом, но это удалось сделать. — Все нормально, Семеныч. Сейчас, я тебя перевяжу. Еще немного. — дотащив старшину до обочины дороги, Степан стал укладывать Скрипчука по удобнее, на более-менее ровном и сухом месте. Видимо, услышав его голос, старшина несколько успокоился и перестал шарить вокруг себя руками. Какое-то вопросительное бульканье, донеслось из его окровавленного рта. — Да, да, Семеныч! Это я — Паничкин! — Степан обрадовался, что Скрипчук все же в сознании. Тот опять пробулькал что-то неразборчивое. — Что? — Паничкин придвинулся поближе к лицу старшины, пытаясь понять, что он хочет сказать.

— Какхой сейтшас гоод? — выговаривал Скрипчук, тяжело втягивая в легкие холодный осенний воздух…

— Две тысячи четырнадцатый год — автоматически ответил Степан и поразился, с какой силой дернулся старшина, пытаясь встать. — Лежи, Семеныч, не вставай. Сначала перевязка, потом разговаривать будешь. Успеем еще поговорить, время есть.

Не переставая говорить, Паничкин метнулся к открытому люку танка. Попытался нашарить пакет первой помощи в бортовой сумке. Чертыхнувшись, щелкнул выключателем зажигания на приборном щитке. Двигатель, по инерции, сделал еще несколько оборотов, лязгнул поршневыми пальцами и заглох. Степан, наконец, достал индпакет, прихватил флягу с водой и, подумав, захватил с собой вещмешок старшины. Вернувшись к раненому, лейтенант подложил под голову Скрипчука вещмешок и попытался вспомнить, что говорил санинструктор по поводу ранений в голову. Вспоминалось плохо. Тогда, на занятиях, как-то не думалось всерьез, что придется вытаскивать из подбитой машины раненого товарища и останавливать хлещущую кровь.

Степан намочил кусок чистой тряпки водой из фляги и попытался смыть грязь и запекшуюся кровь с лица старшины, чтобы лучше рассмотреть рану. Тряпица мгновенно поменяла цвет с белого на грязно бурый. Скрипчук застонал. — Потерпи, Семеныч. Еще немного, и всё. Из под слоя грязи, постепенно, стали проступать набухшие рубцы, сочившиеся сукровицей. И рука лейтенанта остановилась. Как ни мало он разбирался в ранах, его познаний хватило чтобы заметить: рана выглядела, как будто имела как минимум недельную давность. Хотя её поверхность и захватывала значительную часть лица старшины, кровила рана не сильно. Отметив эту странность, Паничкин продолжил осмотр раненого. Больше крови выступало на разбитых губах старшины, и Степан всерьез опасался, что у Скрипчука повреждены легкие. Также сильно заплыл левый глаз. Настолько, что его невозможно было рассмотреть в узкой щели глазницы.