Рейд к звездам

Стрейнжбери колебался. Стоит ли присоединяться к Дженерети? Не лучше ли представить тому действовать без помощи Томаса? Если восстание провалится, никто не узнает о том, что сын капитана был готов поддержать мятежников. Да, именно так. Он не будет ни во что вмешиваться, пока ситуация не определится.

Приняв решение, Стрейнжбери со вздохом откинулся на спинку сиденья. Раздражение уступило место разочарованию. Только сейчас он обратил внимание на экран.

Показывали суд. Военный трибунал.

Молодой мужчина с бледным лицом стоял перед судьями. Чуть поодаль, за решеткой дожидались своей очереди еще шестеро.

Говорил прокурор. Томас успел уловить только часть речи.

— ... Действия этих людей — государственная измена. Они принесли присягу и находились на военной службе, как и любой из астронавтов. Их преступное деяние...

Стрейнжбери отвлекло движение в зале. Вздох облегчения слетел с его губ, когда он увидел отца, пробирающегося по темному залу, чтобы занять свое место. Может быть, опоздание капитана вызвано чем-то незначительным? Еще несколько минут — и мятежники начнут действовать.

— ... Действия обвиняемых можно однозначно трактовать как мятеж! — рявкнули динамики.

Томас вздрогнул.

Там, на экране, прокурор обратил к зрителям мрачное лицо:

— Это мятеж! И есть только одно наказание, соответствующее такому преступлению. Я требую смертной казни для всего экипажа!

Только теперь Томас начал соображать, что происходит на экране. И, черт возьми, та ситуация удивительно напоминала ту, что сложилась на их корабле. Дьявол! Он ведь тоже принес присягу! И Дженерети приносил присягу. И все заговорщики, кроме, может быть, самых молодых.

— ... Ваше последнее слово, подсудимый? — это произнес уже не прокурор, а один из судей — военный с золотым шитьем на погонах, старик, чем-то похожий на отца Томаса.

— ... Поймите нас, сэр! Мы... Мы больше не могли! — возразил один из подсудимых прерывающимся от волнения голосом. — Мы так далеко... от Земли... У нас не было никакой связи. Семь лет одиночества в космосе... Там, в пространстве, свои законы. Если бы мы могли... Мы так хотели вернуться домой...

До сознания Стрейнжбери дошло, что зал словно замер. И сам он тоже застыл, ожидая, каким будет решение трибунала.

Приговор огласил председатель, тот самый старик с золотым шитьем на погонах.

— Мятеж, — сказал он, — это всегда мятеж. Где бы он не происходил: на Земле, Луне или в открытом космосе. Приговор всегда один: смерть.

Томас покосился на Дженерети. Тот сидел, напряженный, вцепившийся в подлокотники. Нет, Джей теперь вряд ли взойдет на сцену. На кой черт ему теперь возвращаться на Землю? Чтобы умереть?

Томас похлопал его по колену.

— Накопитель от бластера, — вполголоса произнес Стрейнжбери. — Отдай.

Дженерети вздрогнул, сделал движение, словно собирался встать, но тут же опомнился и молча протянул блок Томасу.

Стрейнжбери так же молча вставил его в бластер.

* * *

Через несколько часов Стрейнжбери зашел в проекционную.

— Здравствуйте, Джонатан, — обратился он к худому, средних лет мужчине, который озабоченно переставлял коробки с видеодисками.

Джонатан вежливо кивнул, узнав посетителя. Однако на лице его было написано удивление. Почему сын капитана зашел сюда? Поведение техника напомнило Стрейнжбери, что на космическом корабле нельзя с пренебрежением относиться к любому члену экипажа, даже если этот человек с невысоким служебным положением.

— Необычный фильм вы показалили нам сегодня, — небрежно произнес юноша.

— А, вы об этом? — пробормотал Джонатан. — Меня тоже несколько удивило, когда ваш отец связался со мной и попросил показать именно этот фильм. Он очень старый... Вы изучали историю первых межпланетных путешествий?

Стрейнжбери не смог заставить себя ответить. Он просто кивнул, а потом молча вышел, почти ничего не видя перед собой.

Не менее часа он бродил по кораблю. Ему следовало набраться решимости, чтобы повидать отца.

После смерти матери отец и сын как будто отдалились друг от друга.

Томас отыскал отца в просторной жилой каюте в капитанских апартаментах. Семидесятилетний Джон Стрейнжбери просматривал какие-то записи. Заметив, что вошел сын, капитан кивнул ему и продолжил чтение.

Прошло несколько минут, пока взгляд отца снова обратился к сыну.

— Тебе что-нибудь нужно? — сухо спросил он.

Томас молчал, не смея поднять на отца глаза.

— Я могу что-нибудь сделать для тебя? — чуть мягче спросил капитан.

Томас заколебался. Неясные, противоречивые чувства переполняли его. Должен ли он рассказать о мятежниках? И о своих собственных мыслях?

Неожиданно Томас произнес совсем не то, что собирался:

— Отец, скажи, почему мать покончила с собой?

Капитан Стрейнжбери отложил бумаги в сторону.

Он медленно, глубоко вздохнул, словно собираясь с силами.

— Что ж, — произнес он медленно. — Ты имеешь право задать этот вопрос. И я тебе отвечу.

Глаза капитана вспыхнули, но голос был холоден, как сам космос.

— Да, я тоже думаю, что имею право это знать,— словно оправдываясь, пробормотал Томас.