Рейд на Сан и Вислу

— Занимать нам села нужды никакой нет. Только отсечь бы гарнизоны от фольварка, где имеются лошади. Эту мысль и внуши комбатам, — сказал я Войцехоаичу. — Ограничься устным распоряжением. Боевого приказа писать не будем. Не прибавит нам славы эта баталия.

Начштаба согласился:

— Не стоит на эту пакость и бумагу марать.

Хозяевам воловьих упряжек Федчук заявил:

— Каждый, кто приведет ладную повозку с лошадьми, сдавай ездовому, перегружай груз и отправляйся домой восвояси.

— А документы?

— Какие еще документы?

— О том, что мы были мобилизованы. Сколько дней пробыли, и все такое.

— Народ, видать, тертый, — хмыкнул Мыкола Солдатенко…

Налет прошел удачно. В группы прикрытия были выделены старики из Путивльского отряда. В группу захвата фольварка тоже назначали лучшие роты из сумских партизан: по одной роте от второго, третьего и четвертого батальонов. Бой продолжался всего каких–нибудь сорок минут. Помог снегопад. Пушистые легкие хлопья прикрыли фольварк от прицельного огня. «Гарнизон» палил наугад, в белый свет, как в копейку. Вылезать из своих нор трусливая шваль и не думала. Так, постреливали впереди себя — для храбрости, что ли. Мы быстро, сноровисто сделали свое дело, и колонна ускоренным темпом двинулась дальше на запад. К утру зацепились уже за Рафаловские леса.

С рассвета в штабе стало многолюдно, словно в день получки в конторе какого–нибудь леспромхоза. Старшины рот и помпохозы батальонов являлись, окруженные толпами веселых и возбужденных подводчиков.

— Вот это я понимаю… Все честь по чести. Чинно, благородно. Как и надлежит настоящим военным, — разглагольствовал тот самый высокий седобородый старик, который еще в Собычине норовил смыться со своими круторогими волами. — Теперь документы получим и — погоняй до дому.

— Назад порожняком быстро отмахаем…

— Напрямки через Высоцк, — поддакивали старику два инвалида — один на деревянной ноге, другой с пустым рукавом.

— А може, и через Сарны. Там уже, мабуть, Армия наша Червона.

— Нет, через Высоцк будет сподручней. Там Сабуров наступает. Мы с ним лично знакомы.

— Старшина, подтверждай: груз сдан — принят! Новые, уже пароконные, повозки оборудованы. Счастливо вам оставаться, добрые люди!

Получив справки, подводчики тут же подпарывали подкладки пиджаков и шапок, припрятывая полученные от нас справки.

— Это чтобы перейти спокойно через рубеж! Там еще можно встренуться с немцами и их прихвостнями.

Командиры провожали первую партию подводчиков до околицы. Федчук держался гоголем. Подходил к своим землякам. (Среди них оказались уже и подвыпившие.) Прощался. Передавал приветы, поклоны, наставления. Мы с удивлением наблюдали за ним, и я увидел своего помощника в каком–то новом свете. Это был народный вожак. Пусть вожак всего нескольких лесных деревушек, но вожак, признанный вожак!

— А мужик он у них, видать, авторитетный, — сказал мне Солдатенко.

— Что же такое авторитет, Мыкола? — спросил я у кандидата в комиссары.

Он задумался:

— Мабуть, щоб народ… уважал…

— И только?

Больше Мыкола ничего не добавил, но все поглядывал на меня испытующе.

Вернувшись в штаб, я сказал Войцеховичу:

— Ну, Васыль, теперь мы всерьез вышли на оперативный простор. До самого Западного Буга можно двигаться без остановки.

Видимо, и на меня действовало общее приподнятое настроение.

— Если уж на волах вырвались, то конями пойде–о–ом!

— Ход конем? Это как же понимать, товарищ командир? — спросил вдруг начальник штаба. — В смысле этих полицейских коней–кобылят или в смысле тактического хода… Как на шахматной доске…

— Поглядим дальше, Вася. Эту мысль обдумать надо. Как бы только не зарваться.

Снова и снова изучаем с Войцеховичем лежащую перед нами на карте местность. Зеленое море раскинулось до самой Вислы. Позади вытянулась Горынь. Впереди, с юга на север, пересекая наш маршрут, текут новые реки: километрах в ста западнее нас путаная кружевная вязь Стохода; еще сотня километров на запад — и там уже круто петляет, тоже стремясь на север, Западный Буг; южнее — Сан; севернее — мощная голубая лента многоводной Вислы. Все это рубежи боев начала первой мировой войны и позиционного гнилого отсиживания в окопах 1915–1916 годов. А к югу от нее в степной Волыни и в Галиция — гигантское поле трагического танкового сражения июня 1941 года.

Мы разглядываем театр будущего рейда по десятикилометровой карте. Но тянет больше к двухкилометровке. На ней ведь рельефнее местность, видишь все тропы, очертания лесных опушек и полян, конфигурацию населенных пунктов. Сидишь над картой, и невольно напрашиваются сравнения и параллели.

— Во всяком случае, до Стохода путь свободен, — задумчиво говорит начштаба.

— Народ втянулся. Можно на завтра намечать сорокакилометровый марш? Как думаешь? Потянут?

— Разрешите пехоту посадить на санки?

— Да, если хватит саней. И марш можно начинать за два часа до наступления темноты.

— Попробуем. Леса. Вражеской авиации здесь что–то не густо.

— Да, друг Вася, с авиацией Гитлер подбился, как тот бык на льду. В авиации теперь перевес наш. Фронтовики все в один голос утверждают это.

13