Шамиль, ворча про себя, решил попытать счастья в магазине итальянских вин – и там ему повезло больше.
– Да, мой сменщик что-то говорил про какую-то бабу, что на дороге «загорала», – лениво процедил секьюрити. Темная униформа трещала по швам, едва сдерживая гигантский живот, который практически лежал у него на коленях. Он ковырялся в зубах зубочисткой и пренебрежительно глядел на Саффирова.
– Мне срочно нужен твой сменщик, – сказал Шамиль, показывая удостоверение. Охранник моментально подобрался, стараясь максимально втянуть свое массивное пузо, и вынул зубочистку изо рта.
– Щас у начальства спрошу адрес, – засуетился он. – Хотя, слышь, командир, у меня его мобильник есть, нужен?
Записав телефонный номер охранника по имени Азамат, Шамиль вышел на улицу и тут же позвонил. Заспанный голос с характерным акцентом зло поинтересовался, какого хрена ему не дают отоспаться после дежурства, и Шамилю пришлось приложить немало усилий, чтобы договориться о встрече.
Обратно Шамиль ехал в прекрасном расположении духа. Сидевший рядом с ним охранник элитного винного магазина спокойно поглядывал по сторонам и не высказывал ни малейшего недовольства по поводу того, что его выдернули из постели после ночной смены.
Ну, во-первых, когда он узнал, с чем именно пожаловал к нему Шамиль Саффиров, то не раздумывал ни секунды, поскольку сразу просек, что, когда в день его дежурства на Солянке остановилась полицейская машина и высадила девушку в рваном платье, тут что-то не то. Девица как ни в чем не бывало улеглась прямо на асфальт, так что дело явно пахло керосином. Машина куда-то уехала, но Азамат не торопился звонить в полицию. Теперь все прояснилось.
Во-вторых, у него прекрасное зрение, и он сразу узнал знаменитого адвоката, который остановился перед женщиной через какие-то пару минут и посадил ее к себе в машину. Ну а в-третьих, Шамиль оказался его земляком, и пусть его сожрут шакалы, если Азамат не поможет ему вызволить друга.
– Азамат, ты должен будешь письменно подтвердить, что ты вчера видел, – сказал Шамиль, следя за дорогой. – От этого зависит судьба Павлова.
– Какой разговор, брат, – степенно отвечал охранник и покачал головой, цокая языком. – Подпишу что надо, не переживай. Эх, сколько паршивых собак развелось, Шамиль! Я про тех, что твоего друга Артема в тюрьму гнить посадил. У нас бы в поселке их давно пристрелили, как бешеных псов.
Шамиль кивнул, горько усмехнувшись.
– Правда в твоих словах есть. Я сам иногда хочу судить негодяев по законам гор. Но сейчас совсем другое время. Часто все решает не закон, а деньги.
– Паршивое время, брат, – философски заметил Азамат.
«Паршивое», – повторил про себя Шамиль, и впервые ему нечего было возразить этому малообразованному земляку, которого он знал от силы полтора часа. Потому что по существу тот был прав.
Жертва шантажа
– Так, теперь слушай меня. У нас очень мало времени. Ты слышишь меня? – крикнула Полина, видя, что Фомичева находится в каком-то ступоре и смотрит на нее стеклянными глазами. Журналистка размахнулась и влепила ей пощечину, пока вполсилы. Лицо девушки, и без того опухшее от побоев, скривилось, на глазах выступили слезы.
– Хорошо, я тебе объясню популярнее, – ровно проговорила Полина, взяв себя в руки. – У тебя есть два выхода. Или ты рассказываешь мне правду, или я везу тебя обратно. Полагаю, этот мент уже пришел в себя и жаждет тебя увидеть. Хочешь?
– Не надо, – задрожала девушка, инстинктивно отодвигаясь от журналистки.
– Говори. С самого начала. Только тогда я смогу тебе в чем-то помочь.
– Они убьют меня, – затравленным голосом произнесла она.
– Тебе будет в любом случае хуже, если ты предпочтешь играть в молчанку, – прикрикнула на нее Полина. – Ну же?
Фомичева глубоко вздохнула.
– Это все Илья. Ну, этот, который меня сюда привез, – быстро заговорила Алла. Она немного помялась, потом выдавила: – Я раньше наркотики принимала. Меня поймали, судили, два года дали за хранение. Гречко все знал про меня. Лишили родительских прав на Оленьку…
Из глаз Фомичевой закапали слезы.
– Алла, дальше, – нетерпеливо поторопила ее Полина.
– Потом он пришел ко мне, говорит, есть дело. Если, мол, не выполнишь, никогда дочку не увидишь, в детдоме она останется навсегда, а ты снова по наркоте загремишь, типа, он мне подбросит, а в суде никто разбираться не станет. Я и согласилась. Что мне оставалось делать?!
Полина не отрывала взгляда от разбитого лица Фомичевой.
– Неужели они били тебя по-настоящему ради этого спектакля? – наконец выговорила она, и Алла кивнула.
– Гречко сказал, что все должно быть натурально, – с тоской сказала она. – И сережку я специально подбросила…
– Я так и поняла, – мрачно отозвалась Полина. – Значит, так, дорогая. Поехали.
– Куда? – испугалась Фомичева.
– Будешь давать показания.
– Нет! Они убьют меня!
Полина наклонилась к ней ближе и с тихой яростью произнесла: