Вильгельм II, безусловно, не обладал качествами выдающегося государственного деятеля. Однако вряд ли эти качества были присущи и его деду, первому германскому императору Вильгельму I, что отнюдь не помешало строительству империи. Действительным несчастьем для последнего германского кайзера было то, что рядом с ним не оказалось рейхсканцлера, хотя бы наполовину равного в своих способностях Бисмарку. И Бетман-Гольвег, и его преемники, равно как и предшественники, были лишь бледной тенью «железного канцлера». Однако ни с точки зрения темпов экономического развития, ни с точки зрения эволюции политического строя Вторую империю 1871–1918 годов никак не назовешь «загнивающим» или «застойным» государством, где одаренным людям был закрыт путь наверх и высокопоставленные должности занимали сплошь бездарности. Так что, по большому счету, сочетание бездарного кайзера с бесцветным канцлером можно отнести к разряду исторических случайностей. Поэтому вполне можно допустить, что при более толковых руководителях старый кайзеровский Рейх был бы сохранен, а человечество избежало бы трагедии двух мировых войн. Но и наличие «хороших» кайзера и канцлера – это такая же историческая случайность, как и наличие «плохих» Вильгельма II и Бетмана. А вот было ли закономерным и фатально неизбежным вооруженное столкновение молодой Германской империи со «старыми империалистами» – Францией, Англией и Россией (первая к тому же была «наследственным врагом» Пруссии-Германии) – большой вопрос.
Другие германские политики задним числом пытались изобрести рецепты победы. Так, адмирал Тирпиц в мемуарах настаивал, что, «несмотря на невиданный перевес сил, мировой коалиции не удалось бы победить нас, если бы внутреннее единство поддерживалось у нас средствами, соответствующими традициям отцов и опасности момента. Но какой бы героизм ни проявляли наши войска на фронте, в тылу правительство потворствовало наследственным недостаткам народа и разрушительным элементам до тех пор, пока желание Англии исполнилось, и лучший народ мира, пользовавшийся величайшим на земле процветанием, был отброшен на громадное расстояние назад». Между тем сначала «лучший в мире народ» потерпел безусловное поражение на Западном фронте, и лишь потом, вследствие поражения, произошла революция, разрушившая внутреннее единство германского общества. Эту мысль еще в 1922 году высказал видный германский военный историк Ганс Дельбрюк.
Тирпиц задним числом также оправдывал стремление Германии к мировому господству как единственный шанс сохранить империю. Он утверждал: «Если обозреть с некоторым чувством реальности подъем Пруссии-Германии от эпохи полного распада, последовавшего за Тридцатилетней войной, до ее наивысшего расцвета в июле 1914 года, то успех ее может показаться почти чудом. Расположенная в центре Европы, лишенная удобного доступа к океану, не защищенная естественными границами и к тому же окруженная народами, которые еще много веков назад были столь же готовы напасть на нее, как сейчас, – вот какова Германия. По причине таких условий существования, а может, и вследствие народного характера мощь и процветание Германии выросли не из самого народа, но явились как бы произведением искусства, созданным рядом строителей государства, ниспосланных нам судьбой в течение последних трех столетий. Неужели кто-нибудь думает, что «вечный» рейхстаг, изгнавший Фридриха Великого и объявивший его вне закона, франкфуртский парламент и другие народные представительства могли повести нас вперед? Пруссия-Германия является всего более созданием отдельных личностей, которые требовали и добились верности долгу и подчинения интересам государства и обладали способностью направлять народ к определенной цели…
Если наш народ, обладавший цветущей промышленностью, не хотел зачахнуть, он должен был принять широкое участие в мировом хозяйственном обороте. Государства поддерживаются создавшими их силами. Для Пруссии-Германии такими силами являлись реальная мощь и преданность государственному целому, а не высокопарные фразы о братстве народов, которые так мастерски используются англосаксами для порабощения германского народа.
Я был убежден, что Германия еще не выполнила своей миссии на благо Европы и всего мира. Нам уже почти удалось ввести Германию в новую эпоху. Крупные морские силы в значительной степени увеличивали те средства, которые позволяли нам с честью поддерживать мир, а если война была неизбежна – успешно выдержать ее…