Рейх. Воспоминания о немецком плене (1942–1945)

Немцы готовятся к своему Вайнахту (Рождеству). Собираясь кучками в цеху, обсуждают приказ о выдаче фольксгеноссам дополнительного рождественского пайка (Вайнахтсцуляге).

Награбленное на Украине позволило гитлеровскому правительству выдать немцам рождественский добавочный паек (почти дословный перевод приказа о «вайнхтсцуляге»).

В «Deutsche Allgemeine Zeitung» напечатано выступление Геринга438: «Если бы вы только видели, meine Volksgenossen439, широкие просторы Кубанской равнины. Куда ни кинешь взгляд – всюду волнующееся море пшеницы и подсолнечника. Мы прокормим всю Германию кубанским хлебом и маслом».

Однако не мешало бы тебе, alter Gauner440, запомнить старую русскую пословицу: «Цыплят по осени считают».

Спрашиваю как-то на днях Жоржа Пардонна:

– Ты читал, Шош, Гёте?

– Нет, не читал.

– А Шиллера?

– Не читал.

– Странно. У нас в Советском Союзе каждый рабочий может прочесть наизусть ряд стихов Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Маяковского. Больше того, все знают Шекспира, Гёте, Шиллера, Байрона, Бальзака. А вы, немцы, понятия не имеете о своих гениальных поэтах.

– Кое-что мы знаем.

– Но ты, Шош, сам сказал, что не читал Гёте.

– Я не читал, но слышал о нем.

– Что же ты знаешь из произведений Гёте?

– Я знаю песню. Как это, дай вспомнить. Да: Es war ein K"onisch im Thule.

– А дальше?

– … im Thule… не могу вспомнить. Забыл.

– Хочешь, я тебе напомню, Шош:

Es war ein K"onig im Thule,
Gar treu bis an das Grab,
Dem sterbend seine Buhle
Einen goldnen Becher gab441

.

– Ах, какие хорошие слова. Где ты научился, Шош? Просто удивительно. Но я тоже кое-что знаю. Хочешь, прочту наизусть Евангелие?

– Вот видишь, Шош, Гёте и Шиллера ты не читаешь, а евангелие от Адольфа знаешь наизусть.

– Что ты говоришь, Шош? Какое евангелие от Адольфа?

– Mein Kampf.

– Я признаю только евангелие от Матфея, от Марка, от Луки и от Иоанна. А «Mein Kampf» не читал и читать никогда не буду. Ведь я католик, верующий человек (Isch bin doch katolisch, gl"aubische Mensch). А Гитлер, – скажу тебе по секрету, Шош, – враг католичества. Он хочет искоренить (ausrotten) нашу римско-католическую церковь. Сотни, а может быть, и тысячи наших священников, епископов и кардиналов сидят в тюрьмах и концлагерях. И как же можно сравнивать святое евангелие с нечестивой книгой Гитлера? Ай-ай, Шош, это нехорошо с твоей стороны.

Монн говорит, что выдача или невыдача вайнахтсцуляге немцам-рабочим зависит если не целиком, то главным образом от шефа. Он не просто владелец фабрики, он бетрибсфюрер, то есть вождь предприятия. Ему даны Гитлером большие права. Рабочий, по существу, находится в крепостной зависимости от шефа. Бетрибсфюрер распоряжается не только трудом рабочих на производстве, он властитель их душ, он повелевает их жизнью и смертью. Шеф может лишить рабочего и вайнахтсцуляге, и шверсте карте, и шверкарте, и даже обычной лебенсмиттелькарте442. Одного его слова достаточно, чтобы забронированного за фабрикой рабочего (реклямирте арбайтер) отправили на фронт, в гефенгнис443, в кацет444. Вот почему немцы так трепещут перед бетрибсфюрером. Страха ради иудейска они в три погибели гнутся перед ним, как перед восточным деспотом. Да и нельзя их ни в чем винить: ведь никому не хочется наряжаться в Zebraanzug445 или в graugr"un Mantel446.

После ужина в нашу кантину (так претенциозно называем мы х…, в котором лакаем свою баланду) вошел шеф. Вместо привычной гримасы злобы и презрения на лице Кишлера маска кротости и терпения. Левой рукой он прижимает к сердцу книгу с золотым обрезом. На добротном кожаном переплете мы видим крест, a в глазах шефа читаем умиление. Нам стало ясно все: сегодня, по случаю немецкого сочельника, бетрибсфюрер возвестит нам свет истины.

Мы не ошиблись. Смиренным, умильным тоном, так напоминающим Иудушку Головлева447, Кишлер повел свою речь так:

– Знаете ли вы, meine Herrschaften, что завтра великий праздник – Рождество Христово?

– Это у вас, герр шеф. Какой праздник может быть у нас, когда мы с голоду подыхаем.

– Это рука провидения карает вас за то, что вы не хотите покориться нашему фюреру, который несет варварской России свет и мир, тишину и покой.

– Какой же это мир, герр шеф, когда реки крови льются на русских полях?

– В этом виноваты не мы, а ваши большевистские руководители. Наш фюрер жаждет мира и добьется его. Да, meine Herrschaften, придет время – его теперь недолго ждать, – немецкое оружие победит, и на земле восторжествует мир. Но какой мир? – спрошу я вас. Конечно, тот, который мы называем Pax germanica. Тогда наступит то блаженное царство, которое предсказал Христос: овцы будут мирно пастись среди волков.

– Вы хотите сказать, герр шеф, что коммунисты будут жить в мире и взаимной любви с фашистами. Но ведь это невозможно.

– Не будет коммунистов, не будет фашистов! Будут только национал-социалисты.

– Понимаю, герр шеф: волки пожрут овец. А если наоборот?