Рэймидж и барабанный бой

И еще видите большой холм снаружи, при входе? Это — Пунта де Навидад, и можете догадаться — другая батарея. Богохульные свиньи, — ворчал он. — Я говорил священнику много раз, что это кощунство — называть батареи в честь святых и святых реликвий, когда все пушки только и делают, что отгоняют рыбу и оставляют честных людей, вроде меня, голодать после целого дня возни с сетями.

Рэймидж кивнул сочувственно, потом посмотрел на несколько небольших суденышек каботажного плавания, стоявших у причала под разгрузкой. Ближе всех стояла шебека «Ла Провиденсиа» — прекрасный образчик одного из самых красивых судов в мире и, для своего класса, одного из самых быстрых.

У нее был узкий гладкий корпус венецианской галеры, но с большим числом бимсов, и ее вытянутая изящная корма и тонкий бушприт особо выделялись на фоне неуклюжих, с округлыми скулами, корпусов военных кораблей. Ее корма спускалась к гакаборту изящной кривой, постепенно сужаясь, так что высилась над водой всего на несколько футов. Но для глаза, непривычного к обычаям Средиземноморья, наиболее поразительной особенностью было ее парусное вооружение: у нее было три мачты и латинские парус. Хотя грот-мачта была вертикальной, фок-мачта склонялась вперед, а бизань — к кормовой части. У каждой мачты был длинный, тонкий рей, расположенный вдоль судна и подвешенный диагонально, так что передний конец находился на уровне палубы и мягко изгибался по собственным весом. Треугольные паруса были свернуты, и все, что Рэймидж мог видеть, подтверждало репутацию этого самого простого и самого эффективного парусного вооружения.

«Ла Провиденсиа» была единственным судном у причала, с которого ничего не выгружали. У нее были пушечные порты по обеим бортам, и позади каждого из них — намного меньший порт для весла, так, чтобы в штиль команда могла грести. «Ла Провиденсиа», предположил Рэймидж, вероятно, капер: у нее новые паруса, и ее оснащение выглядит новым. И окрашена она слишком красиво для грузового судна.

Он кивнул на прощанье старику и прогулялся вдоль причала, чтобы приглядеться поближе. Да — через порты он мог видеть, что канаты, крепящие пушки, все новые. Очевидно, владельцы решили, что, раз теперь Испания вступила в войну, можно заработать больше денег каперством (так как британские торговые суда из Леванта должны были проходить в нескольких милях к югу от Картахены, чтобы попасть в Кишку — так Гибралтарский пролив был известен поколениям моряков), чем перевозкой грузов. И они правы.

На палубе был только один человек, и Рэймидж, усевшись на соседний кнехт, тер бровь, словно он вспотел и решил передохнуть, поскольку никуда не спешит. Медленно и тщательно он изучал шебеку, запоминая расположение каждого шкота, фала и браса. Он достаточно часто видел, как шебеки лавируют в гавани, чтобы представлять, как управлять большими латинскими парусами, и как только он возвратится в гостиницу, он сделает несколько эскизов и пошлет матросов на причал изучать судно.

В то время, как Рэймидж осматривал гавань и шебеку «Ла Провиденсиа», Джексон нашел офис американского консула и договорился об аудиенции для четырех обладателей Протекций на четыре часа того же дня. Бой часов собора только заполнил собой весь порт, когда Джексон привел их в консульство, построенное сразу за главными воротами на Королевской площади.

Рэймидж был благодарен за то, что консул, в отличие от испанских и итальянских чиновников, не считал необходимым заставить их ждать полчаса, чтобы продемонстрировать свою значимость. Вместо этого, когда они вошли в приемную, чей-то спокойный голос пригласил их в кабинет. Рэймидж прилагал сознательное усилие, чтобы казаться столь же взволнованным, как Стаффорд и Фуллер, надеясь предоставить объяснения Джексону.

Консул был высоким, седым человеком с мерцающими голубыми глазами, и когда четверо моряков вошли в кабинет, он убирал со столика разложенные там игральные карты.

— Добрый день, — сказал он бодро. — Вы прервали мой пасьянс, но, к счастью, я как раз достиг точки, когда мог победить только обманом. Итак, что я могу сделать для вас?

— Мы моряки, — сказал Джексон. — Мы…

— Мы думали, — сказал Рэймидж так же нервно, — что…

Консул перетасовал карты и начал раскладывать новый пасьянс. Рэймидж, предполагая, что он делает это, чтобы они не так волновались, продолжил колеблющимся и неуверенным голосом:

— Испанцы спасли нас с британского военного корабля, сэр. Давным-давно нас всех насильно завербовали. Испанцы… Ну, мы показали им наши Протекции, сэр, и они… Ну, как только мы добрались сюда, они освободили нас.

Консул поднял листок бумаги:

— Николас Гилрой, Томас Джексон, Билл Стаффорд и Генри Фуллер?

— Так точно, сэр!

— Да, адмирал написал мне о вас. Он даже заплатил вам задолженное жалованье, я полагаю.

— Да, сэр — более или менее.

— Несколько меньше, чем было на бумаге? — спросил консул проницательно.

— Приблизительно на одну треть, сэр.

— Вам повезло. В этой стране у всех липкие руки.