Рэймидж и барабанный бой

— Ты называешь меня лгуном? — горячо воскликнул Стаффорд. — Я упал с грота-рея «Живого» — ты можешь видеть его вон там — считай три года назад. И держать глаза открытыми было очень полезно для меня.

— Почему? Использовал свои брови, чтобы зацепиться за невидимый крюк?

— Никаких невидимых крюков на «Живом» нет, приятель. Не-а, когда я падал, я смотрел вниз и видел, что не доставлю никаких хлопот первому лейтенанту.

— Никаких хлопот первому лейтенанту? Какое ему дело до этого?

— Бог ты мой! — воскликнул Стаффорд. — Я должен произнести по буквам, чтобы ты понял наконец? Если бы я упал на палубу, я развел бы там ужасную грязь, и пришлось бы все долго отмывать и драить, прежде чем первый лейтенант посчитал бы палубу чистой снова.

— Но как падение с открытыми глазами помешало тебе загадить палубу?

— Оно и не помешало. Я только увидел, что не сделаю этого. О, не говори мне этого! Я просто имею в виду, что я видел, что падаю не на палубу, а прямо в море. Что я и сделал.

Саутвик, который был, очевидно, столь же заинтригован рассказом Стаффорда, как Рэймидж, крикнул, когда дослушал:

— Ладно, оставьте всю эту болтовню на потом. Вы похожи на стаю бакланов вокруг мертвого кита.

В этот момент он заметил долговязую фигуру Фуллера, перевесившегося через гакаборт.

— Фуллер! — заревел он. — Куда ты, черт побери, лезешь? Почему ты оставил свое орудие?

— Моя леска, сэр — я хотел проверить, не попалась ли на нее рыба, сэр.

— Рыба? Леска? Ты хочешь сказать, что у нас за кормой тянется леска?

Со смешанным выражением недоверия и гнева, Саутвик ударил ножнами своего меча возле ботинка.

— Так будь добр, Фуллер, мы идем в сражение, а не на Биллингсгэйтский рыбный рынок! Убери… — Он прервался, уловив взгляд Рэймиджа, сказал: — Хорошо, хорошо. Посмотри, есть ли у тебя клев! Потом смотай леску и убирайся отсюда!

— Это — тунец! — закричал Фуллер. — Помогите мне кто-нибудь, или я никогда не затащу его на борт.

Рэймидж быстро повернулся и сказал:

— Дайте ему полудюжину помощников, мистер Саутвик.

Брови Саутвика поднялись от удивления: он, очевидно, думал выделить одного человека, ладно, но шесть! Но Рэймидж считал, что любое занятие, которое отвлечет людей, не причинит вреда. Даже самый тупой может сообразить, что если коммодор не даст сигнал прямо сейчас, они будут смотреть в дула почти тысячи орудий, и хотя было принято, чтобы линейный корабль не стрелял во фрегаты и суда меньшего размера, Рэймидж не доверял ни испанской меткости, ни способности их офицеров управлять своими матросами. Условия были почти идеальные для артиллерийского дела: ветер достаточный, чтобы надувать паруса, но не слишком сильный, чтобы раскачивать суда, легкая зыбь медленно и плавно поднимает и опускает их, не представляя трудностей для наводчиков орудий, хотя, если испанцы следовали своей обычной практике использовать солдат на борту, это могло бы им немного помешать.

Неторопливые, прекрасные в своей точности, пятнадцать британских линейных кораблей продолжали их смертельную игру «следуй за лидером» — игра, которая начала принимать серьезный оборот, поскольку приближающийся «Сан Николас», ведущий подразделения Кордовы, получил первые бортовые залпы от «Каллодена» и двигался, чтобы получить таковые от «Бленхейма».

Сейчас каждый командир орудийного расчета на головных кораблях уже стоит на одном колене так, чтобы его не задело орудие при отдаче. Свободно провисающий шнур от замка он держит в одной руке, а другая рука вытянута в сторону, и он смотрит сквозь открытый порт, готовый в последний миг жестом дать приказ довернуть или поднять ствол, когда цель войдет в поле зрения, и косясь одним глазом на офицера, командующего батареей в ожидании приказа стрелять, в то время как остальная часть его расчета просто ждет, проклиная, молясь или безмолвствуя — в зависимости от характера.

Все ждут мгновения, когда при наведенном орудии помощник командира расчета взведет замок и отскочит назад, чтобы избежать отдачи, и командир расчета произведет выстрел.

Жизненно важный первый бортовой залп, размышлял он, произведенный, пока матросы еще спокойны, все делается как на тренировке, и палубы свободны от дыма. После этого офицерам на батареях обычно с трудом удается удерживать контроль, и почти неизбежно какие-то матросы будут ранены при отдаче, а иногда и при разрыве орудия, потому что в волнении и дыме его случайно зарядили двойным количеством пороха.

И все еще нет сигнала от коммодора для «Кэтлин» изменить позицию, так что у Стаффорда есть все шансы увидеть, как падает нож гильотины…