Реймская тайна

Поскольку Александр был приглашен деканатом факультета искусств и археологии Сорбонны IV, ему постарались подобрать квартиру недалеко от здания университета. Профессор считал себя абсолютно не тщеславным человеком, но ему было очень приятно, что он удостоился чести читать лекции в самом главном и одном из старейших зданий Парижского Университета. Изучая в свое время структуру учебного заведения, он сразу отметил для себя, что среди всех тринадцати подразделений Парижского Университета только Сорбонна I и IV носят на своей эмблеме барочный фасад главного корпуса Сорбонны.

Александр бывал в Париже много раз, бывал частенько и в университете, поэтому за время, проведенное в этом прекрасном городе, он стал ему и ближе, и роднее. Он спокойно ориентировался в нем, особенно в пределах Переферика – кольцевой дороги, подобия московского третьего транспортного кольца. Поэтому после замены машины профессор заехал на квартиру, переоделся и решил пройтись пешком, чтобы поужинать в небольшом ресторанчике на улице Вожирар, недалеко от Музея Люксембурга. Задумавшись, он и не заметил, как ноги сами завели его в Люксембургский сад – чудесное и умиротворяющее место, островок спокойствия в заполненном туристами городе. Когда-то давным давно, во времена, когда Париж еще не был Парижем, а галло-романской Лютецией, это место за островом Ситэ называлось Люкотиус, поэтому среди местных жителей у Люксембургского сада есть еще одно название – «Люко».

Несмотря на недавно прошедший дождь, сад был красив той последней осенней красотой, которая говорит сама за себя: «Любуйтесь, все это мимолетно, скоро этого не будет…». Пурпурные, оранжевые, желтые, кое-где еще зеленые листья деревьев под дуновением холодного ветра стряхивали с себя капельки дождя. Гуляющих было немного, но и те торопливо поправляли воротники своих пальто, ежились и ускоряли шаг.

Изначально, зайдя в сад без особой цели, Александр решил прогуляться по его извилистым дорожкам перед ужином. Он еще жил по московскому времени, которое отличалось от европейского на час. И поскольку в парижских ресторанах ужин подают несколько позже, у него оказалось минут сорок для прогулки. Опавшие листья шуршали под ногами, плавали в отдельных лужицах.

Его мысли так или иначе возвращались к предстоящей поездке в Реймс. Он думал о том, что ему необходимо собрать материал для своей новой работы на тему жизни Анны Ярославны. Эта тема давно его увлекала, а тут, когда поступило предложение прочитать лекции в Сорбонне, было грех не воспользоваться такой возможностью лично побывать в местах, связанных с ее именем, познакомиться с подлинными документами той эпохи. Да и мысли об Анне Вильнев, его завтрашней прекрасной спутнице, нет-нет да заставляли его губы непроизвольно расплываться в улыбке.

Александр дошел, на его взгляд, до самого красивого фонтана в саду – фонтана Медичи. Воплощенный в стиле барокко, он притягивал его своей красотой и необычной композицией. Центром фонтана являлась иллюстрация архаического мифа – огромный кентавр, готовящийся к прыжку на прекрасных Галатею и Ациса.

Гуляя по аллеям сада, он оказался у центральной террасы парка, где по периметру расположены двадцать статуй европейских королев и знаменитых женщин. Здесь, в этом круге королев, живет один из туристических мифов Парижа.

В конце XIX века во времена царствования Луи Филиппа в Люксембургском саду решили увековечить память великих женщин Франции. Было отобрано двадцать персон. Не все из этих женщин были королевами, но все они сыграли видную роль в истории своей страны. По какому принципу оценивали весомость их заслуг – осталось загадкой. Но многие туристы из России и Украины, заблуждаясь, до сих пор верят, что среди них есть скульптура Анны Ярославны – дочери Ярослава Мудрого, выданной им замуж за Генриха I и ставшей французской королевой. Чаще всего за нее принимают Святую Женевьеву или Матильду Фландрскую. По мнению туристов, их задумчивые лица в обрамлении тяжелых кос и средневековые наряды больше всего соответствуют облику киевской княжны и православной королевы Франции. В памяти откуда-то всплыли строки давно забытого стихотворения Давида Самойлова:

Как тебе живется, королева Анна,

В той земле – во Франции чужой?

Неужели от родного стана

Отлепилась ты душой?..

…Там мечи, и панцири, и шкуры,

Войны и охоты – все одно.

Там под вечер хлещут трубадуры

Авиньонское вино.

Ты полночи мечешься в постели,

Просыпаясь со слезой.

Хорошо ли быть на самом деле

Королевой Франции чужой?..