Рейн и Рийна

Несмотря на пережитое унижение, Рейн не в силах отвести взгляд от валяющихся на дороге денег. С тоской, не отрываясь смотрит он на них. Не секрет, что для него пять рублей — пусть небольшое, но состояние. И оно лежит вот тут, оно почти принадлежит ему. Надо только сделать шаг-другой. Только наклониться и поднять! Пять рублей… это комплект светофильтров, о котором он давно мечтает, это обратимая пленка для слайдов плюс проявка… А столько радости, поисков и находок, пока ты с фотоаппаратом на груди охотишься за впечатляющими кадрами в лесу, за городом, на берегу речки, на проселочной дороге.

— Бери! — настаивает, убеждает Длинный. — Бери, они твои! Это же сколько кадров… Вон, под ногами у тебя валяются… Чего столько раздумываешь, дорогой однокашник!

Упоминание о пленке — верный козырь. Длинный словно знает, что сейчас у Рейна нет именно пленки. И свободных денег, чтобы купить ее. А осень так богата красками, осень прямо-таки зовет и манит фотографировать.

Слова Длинного на какой-то миг обезоруживают Рейна, начисто рассеивают в его памяти недавнее унижение.

Только на миг, но этого оказывается достаточно.

Рейн наклоняется, поднимает скомканную пятирублевку и поспешно сует ее в карман куртки. Можно подумать, будто он боится что отвращение возьмет в нем верх.

Ни на кого не глядя, Рейн поворачивается, собираясь уйти.

А Длинный и двое его спутников ведут себя так, словно ничего не случилось. Они за свою пятерку получили, что хотели, на что рассчитывали. Финал сцены их устраивает вполне. Больше всех уверен в себе и доволен Длинный. Оно и понятно. Ведь именно его самолюбие задел диплом Рейна. И это его слова заставили в конце концов Рейна наклониться и подобрать деньги!

— Ладно, пошли прошвырнемся! — приглашает Длинный по-свойски.

— Прогулки — залог здоровья, товарищ дорогой!

В несколько шагов он догоняет Рейна и вроде как в знак примирения снова предлагает ему сигарету. Рейн только мотает в ответ головой.

— Или сигару угодно? — Длинный извлекает из внутреннего кармана белую металлическую трубочку. И опять лицо его искажает ухмылка. Скорее всего, он представил, как Рейн зайдется кашлем от такого курева. Рейн с любопытством берет сигару. Толстый дает ему прикурить, и Рейн действительно начинает кашлять.

Трое в шляпах хохочут.

Рейн, с размаху швырнув сигару через всю улицу, к самому подножию городской стены, оскорбленный смехом, бросает зло:

— Эту дрянь пусть курит…

— Гад, да ты знаешь, сколько она стоит! — возмущенный Бизнес перебегает через дорогу, подбирает сигару и запихивает ее обратно в трубочку, которую протянул ему Длинный.

2

— Алло, это больница? Будьте любезны, позовите санитарку Лийзу Эрма. Ах, это вы и есть… С вами говорит Элли Каземаа, классная руководительница вашего Рейна. Знаете, все заявления о пособиях мне удалось пробить… Да-да… Ваша просьба тоже удовлетворена. Так что зайдите в школу за деньгами. Наконец-то вы сможете купить Рейну зимнее пальто. Пожалуйста, пожалуйста… Ну что вы! Это мой долг, долг каждого классного руководителя… Только чеки непременно сохраните, их надо представить родительскому комитету. Не забудьте! Пожалуйста, пожалуйста. Я тоже очень рада! У Рейна ведь пальтишко совсем уже обтрепалось… Не стоит благодарности. Всего хорошего!

3

Бизнес роняет словечко. Толстый — другое, но Длинный не поддерживает их, и разговора не получается. Так, молча, они и шагают по старинной улочке. По обеим ее сторонам тянется узкий тротуар, проезжая часть вымощена брусчаткой. Уже недалеко до площади, откуда расходится несколько таких же узких темных улочек.

«С площади смоюсь домой!» — решает Рейн. Он недоволен собой, настроение дрянь. Эх, если б этих последних полчаса не было вовсе! Если б можно было прожить их заново, с той минуты, когда он, завернув за угол, столкнулся с Длинным и его дружками. Он повел бы себя иначе. Определенно, иначе. Так твердит он про себя. Хотя, как знать, такие шутят жестоко и обидно, разве кто согласится по своей воле стать объектом их шуток?

Длинный окидывает Рейна внимательным взглядом. Толстый поклясться готов — вожак опять что-то затевает. Не одно дело закручивалось именно с такого вот оценивающего взгляда.

— Слышь, твоя мамаша по-прежнему санитаркой в больнице? — вполне дружески спрашивает Длинный.

Рейн кивает. Разговаривать не хочется.

Скомканная пятирублевка все еще стоит у него перед глазами. Рука непроизвольно лезет в карман куртки, но он тотчас отдергивает ее, словно боится притронуться к деньгам. А рука тут же снова тянется к карману, будто лишний раз хочет удостовериться, что немалое состояние, неожиданно доставшееся ему, действительно существует и лежит у него в кармане.

— В каком отделении? — Длинный явно заинтересовался разговором.

А мысли Рейна заняты другим. Он все еще переживает недавнее унижение. И поэтому вопрос Длинного как-то пролетает мимо его ушей.

— Я тебя спрашиваю! — взрывается Длинный. — Дорогой однокашник, извольте ответить!

— Что? — Рейн припоминает вопрос. — А, в каком отделении… В хирургии, как и раньше.