Рейна, королева судьбы

Золман набрал полную лопату земли, и еще, и еще, и еще… – не останавливаясь, не передыхая. Лишь бы поскорее прикрыть, завалить, забросать обглоданные до белизны черепные кости над знакомым пиджаком своего тестя Аарона Лазари. Лишь бы не видеть, не знать, не думать, оглушить себя усталостью, сбить с мысли ритмом движений, отвлечь болью спины, резью саднящих ладоней. Рядом, бормоча слова молитвы, работал лопатой плачущий хасид. Глотали слезы и другие землекопы: у каждого из них в этом овраге лежал кто-то свой, родной и близкий. В тот момент они еще не знали, что больше плакать им не придется, потому что дальнейшее будет вне области слез, вне области жизни.

Покончив с братской могилой в овраге, они не вернулись к своим, как надеялись многие, а двинулись дальше на восток по новоселицкому шляху. Километрах в семи от Хотина посреди кукурузного поля грузовик съехал на обочину и остановился. Оставив двух человек в кузове на попечение водителя-румына, унтер отвел остальных в сторону от дороги, отмерил площадку размером три на двенадцать и приказал рыть яму глубиной в полтора человеческих роста. Приступая к работе, Золман слышал, как машина отъехала в сторону города. Пока они копали, унтер курил, сидя на земле и держа винтовку на коленях.

– Дать ему, что ли, лопатой по кумполу? – сказал Золман хасиду.

– А потом? – так же тихо ответил тот.

– Эй, вы там… – лениво проговорил румын, словно подслушав их разговор. – Работайте, и без глупостей. Вы здесь, а семьи ваши там. Если что, мало не покажется и сучкам вашим, и щенкам.

– Где они сейчас, в Хотине? – спросил хасид.

– Почему в Хотине? – удивился унтер. – В дороге.

Скоро тут пройдут. Вы копайте, копайте!

Хвост пешей колонны миновал землекопов, когда они уже почти закончили работу. Полчаса спустя послышался шум мотора вернувшегося грузовика: судя по командам унтера, машина подавала задом в направлении ямы. Затем румын подошел к краю и скомандовал вылезать. Кузов был доверху набит трупами; кровь еще стекала из щелей на землю, красными запекшимися потеками блестела на досках и на колесе.

– Сгружайте, – деловито приказал унтер. – Можно прямо в яму, но только с умом, с умом. Не наискось, а поперек, ровненько. Должно хватить на сотню, а тут… Йона, сколько тут?

– Двадцать девять, – откликнулся шофер, скручивая цигарку. – И малых штук семь.

– Малые не в счет, малых поперек можно…

Сгружайте, сгружайте, что вы стоите? Ну?! – унтер передернул затвор винтовки.

И они стали сгружать – сначала на землю, а потом аккуратно, из рук в руки – в яму. Сгружать старух с размозженными седыми затылками, полуголых молодых женщин с распоротыми животами, исколотых штыками стариков, детей, раздавленных ударом сапога. Некоторые еще жили, и тогда землекопам приходилось душить их, даря умирающим, как последнее милосердие, смерть на земле вместо смерти под землей. Потом грузовик уехал, и снова вернулся, и снова уехал. Потом яма наполнилась так, что до поверхности земли осталось меньше метра, и унтер, устало вздохнув, скомандовал засыпать. И тогда один из той пары, которая ездила с грузовиком, бывший парикмахер, схватил его за локоть и стал кричать что-то нечленораздельное, а унтер отталкивал его сначала рукой, а потом прикладом, но парикмахер не отступал, падал, вставал, полз на коленях и все просил, просил, просил.

– Нет! – потеряв всякое терпение, вопил унтер. – Нет! Кто работать будет? У меня все на счету! Да и места нет! Нету места, не видишь?! Нету!

– Ты обещал! – кричал в ответ парикмахер. – Мы договорились! Ты обещал!

Подошел шофер, покачал головой, сказал укоризненно:

– Дай ты ему, чего уж… Обещал ведь. Он ведь и работал хорошо…

Унтер сплюнул и махнул рукой:

– А черт с тобой! Давай, так уж и быть…

И парикмахер, благодарно кивнув, торопливо лег в яму, лицом вниз. Было видно, как он деликатно устраивается там, стараясь поменьше давить на лежащих под ним. Унтер щелкнул затвором и выстрелил ему в затылок.

– Все! Теперь засыпайте!

– У него там вся семья, в этой яме, – сказал Золману хасид, берясь за лопату. – Так получилось. Мать, жена и двое детей. Хотел человек, чтобы вместе… Можно понять.