Рейнеке-лис

Гневно ринулся Изегрим в бой,
Выставив лапы перед собой.
С разинутой пастью, сверкая клыками,
Большими двигался он прыжками.
Лис был проворен и быстроног.
Он увертывался как мог
И сразу свой хвост намочил пушистый
Жидкостью, что не назовешь душистой,
Хорошенько его протащил по песку,
Готовясь к решительному броску,
И так волка хвостом по глазам ударил,
Как если б его кипятком ошпарил.
Волк несчастный не взвидел света
(Известна лисья уловка эта.
При этом известно: лисья моча
Бывает для многих страшней меча.
Не так ли волчата незрячими стали,
О чем здесь рассказано в самом начале?
И вот теперь ослеплен их отец).
В поединке ослепнуть — это конец.
Песок передними лапами роя,
Лис мокрым песком обдает "героя",
Изегрим от лютой боли орет
И, плача, глаза исступленно трет,
Пытаясь от лисьей мочи избавиться.
А лису чего бы не позабавиться?
Не сострадая волчьим слезам,
Он хлещет и хлещет его по глазам,
Он и кусает его, и лупит,
И, видно, победу свою не уступит.
У волка все в голове мешается,
А Рейнеке стоит перед ним, потешается:
"Господин Изегрим, благородный боец!
Сколько вы в жизни украли овец?
Сколько вы бедных ягнят сожрали
Помимо того, что вы их украли?!
Надеюсь, любезный губитель овец,
Что вашим зверствам пришел конец.
Надеюсь, много зверюшек невинных
Избавятся от когтей ваших длинных.
Надеюсь, вы совесть в себе пробудите
И больше, надеюсь, их грабить не будете.
Поэтому, думаю, вам полагается
В злодействах своих предо мною покаяться.
А я — послушаю, погляжу
И — весьма возможно — вас пощажу.
И хоть я знаю вашу натуру,
Может быть, еще не спущу с вас шкуру".

Лис благородство изображал,
А сам Изегрима за горло держал,
Надеясь свалить его наземь вскоре
И победителем выйти в споре.
Однако еще ликовать рановато,
У него против волка сил маловато,
Волк тоже не был таким простачком,
Он вырвался было резким толчком —
Он, поднапрягшись, рванулся раз,
Но тут же опять получил промеж глаз.
Рейнеке его за голову хвать
И начал кусать его, начал рвать,
И в результате сей страшной пытки
У волка глаз повис, как на нитке.
Лис, усмехаючись, любовался:
Кровью Изегрим заливался.
Изегрим был, безусловно, взбешен:
Поединок проигран, спор безуспешен.
Он остался израненным, одноглазым.
Улыбается счастье одним пролазам!
Побеждают разбойники, воры, мошенники!
И он в отчаянье прыгнул на Рейнеке
И повалил его, радостно взвыв,
О страшном увечье своем забыв,
Даже о боли своей мучительной.
(Пример действительно поучительный!)
Теперь на траве уже лис лежал,
А волк, как клещами, его сжимал,
Всем телом на него навалился.
(Кому только Рейнеке не молился?)
Придавил ему лапы задние,
С передними же поступил беспощаднее;
Правую лапу засунул он в рот —
Скверный дело приняло оборот!
Верх одержал волк, а не лис,
Который в предсмертной истоме скис,
Тщетно пытаясь взмахнуть хвостом.
А Изегрим-волк с набитым ртом
Говорил, что говорить полагается:
Мол, Рейнеке сдаться тотчас предлагается
Или мгновенная смерть его ждет.
Уж теперь-то от кары он не уйдет!
И он говорил: "Ну что, дождался?
Не слишком ли долго ты наслаждался?
Нет! Не намерен ни в коем разе я
Тебе прощать твои безобразия.
Я тебе полностью отплачу
За все, включая твою мочу.
Не стану гладить тебя по головке
За все твои мерзостные уловки.
Не ты ли, разбойник, в грехах погряз?
Не ты ли, изверг, мне вырвал глаз?"

Подумал Рейнеке: "Надо бы сдаться,
Поскольку надо в живых остаться.
Себя от позора не уберечь!"
И вот повел он такую речь:
"Дорогой мой и обожаемый дядя,
Униженно я вас молю о пощаде,
Вы безмерно сильны, я безмерно слаб.
Навеки теперь я ваш верный раб
Со всем семейством моим и имуществом,
Покоренный бесспорным вашим могуществом.
Если прикажете, хоть сегодня
Ради вас отправлюсь ко гробу господню,
В святую землю, по всем церквам,
Чтоб принести отпущение вам.
Вам, и жене вашей, и вашим деткам,
А также всем вашим покойным предкам.
Клянусь, воздымая кверху лапу,
Что буду чтить вас, как римского папу.
Отныне всем родом я вам служу,
А надо — так жизнь за вас положу.
Королю, при всем к нему уважении,
Я не сделал бы подобного предложения.
О, только не побрезгуйте мной
И править вы станете всею страной!
Навеки поставщиком вашим буду
И все, что поймаю или добуду
Из лесу, из монастыря, из села, —
Для вашего приволоку стола.
Рыбу, кур, индюшек, гусей...
Я мог бы продолжить перечень сей.
Ваша светлость! А не хотите ли
Взять меня в ваши телохранители?
Клянусь, если это вам подойдет,
Ни один с вас волос не упадет.
Ах, есть ли прок в оголтелой мести?
Право, не лучше ли быть нам вместе,
Не противореча ни в чем естеству?
Могучи вы. Я хитроумным слыву.
И в содружестве разума с грубой силой
Мы необоримы, дядюшка милый!
Ведь мы же родичи, крайне близкие.
И вот — друг на друга — наветы низкие.
Не понимаю я до сих пор,
Из-за чего начался наш спор?
Чего мы с вами не поделили?
Я счастлив, что вы меня победили.
Вообще-то, ежели разобраться,
Не имел я намеренья с вами драться.
Я помириться хотел, но — увы! —
Первым перчатку бросили вы.
И все равно, вы настолько мне мúлы,
Что я и дрался-то в четверть силы.
Я не давал себе разойтись,
Тем самым давая вам спастись.
Я превратил поединок в шалость,
Не то вам совсем бы не так досталось.
Вы, правда, лишились глаза пока —
Но все восстановится наверняка.
Поверьте, я сам огорчен отчаянно,
Поскольку глаз вам выбил нечаянно.
Но я знаю верный способ лечения,
Так что нет повода для огорчения.
А впрочем, мне говорит мой разум,
Не так уж и плохо быть одноглазым.
Ведь обычно, после захода солнца,
Закрывать приходится два оконца,
Не проще ли закрывать лишь одно —
Тем, у которых одно окно?
У вас прощенья вместе со мною,
А также вместе с моею женою
Просят мои дорогие дети.
Все перед вами сейчас в ответе:
Дядюшки, тетушки и племянники —
Все пребывают в ужасной панике
И готовы явиться сюда просить
Падшего Рейнеке-лиса простить.
И если я получу прощение,
То клятвой, которой нет священнее,
Поклянусь публично самим творцом,
Что я бесчестнейшим был лжецом,
Что все мои гнусные обвинения
Есть ложь, не более и не менее,
Что я возвел на вас гнусный навет,
О чем ныне должен узнать весь свет.
Неужто вам и этого мало?
Неужто во что бы то ни стало
Вы хотите меня убить
И вражду вековечную усугубить
С моими родичами, друзьями?
Ведь зная, что я уничтожен вами,
Они постараются отомстить.
Кому это нужно, дозвольте спросить.
Нет места в душе моей для испуга,
Но, дядя, не лучше ли верного друга
Найти, чем вновь обрести врага?
Отныне я преданный ваш слуга.
А впрочем, мне безразлично: жить
Или голову в честном бою сложить!"

Волк сказал: "Ах ты, хитрая бестия!
Ты думал, поддамся дешевой лести я?
Как же, ты вырваться хочешь на волю!
Но я тебе вырваться не позволю!
Да ты мне что угодно сули,
Даруй мне золото всей земли,
Ты меня не проймешь, милок!
Отныне попался ты в мой силок,
Из коего ты никогда не выйдешь
И света белого не увидишь.
Да что ты думаешь: я дурак,
Что отпущу тебя просто так,
Чтоб ты надо мною же насмехался.
Ты в верности тысячи раз мне клялся.
Коль я отпущу тебя, подлеца,
Ты не дашь мне и выеденного яйца.
Кто-кто, а уж я хорошо тебя знаю,
Все твои гнусности вспоминаю.
Попробуй другого поди обмани!
И не страшусь я твоей родни.
Плевать хотел я на лисье племя,
Отныне кончается ваше время!
О, как был бы ты счастлив, весел,
Когда бы я уши сейчас развесил
И тебя на волю вдруг отпустил.
Ты сам бы мне этого не простил!
Твердишь ты, что дрался со мною гуманно.
Такие глупости слушать странно.
Или на нитке мой глаз не болтается?
А шкура, которая не латается,
Продрана в местах двадцати.
И ты еще смеешь просить: "Отпусти!"
Ты, зная, что я страдал от одышки,
Ни разу не дал мне передышки,
Меня чуть ли на смерть не загонял!
И чтобы я лживым речам твоим внял?!
Прослыл бы болваном по меньшей мере я,
Испытай я к тебе хоть крупицу доверия.
Я был бы проклят супругой моей.
Так умри же, предатель! Умри, злодей!"

Торжественно эта речь прозвучала.
Пожалуй, Изегрим-волк сначала
Ее для монарха исполнить бы мог.
Но тут победителю между ног
Просунул Рейнеке левую руку
(Надо ж удумать такую штуку!).
Несчастнейший волк закатил глаза,
Ибо схватил его Рейнеке за ...
Нет! Не скажу! Догадайтесь сами!
Несчастнейший волк залился слезами.
Волк взревел, обреченный на муку.
Тут Рейнеке мигом правую руку
Вынул из волчьих разжатых зубов.
Он снова бой продолжать готов.
Он волка в покое теперь не оставит!
Руками обеими тянет, давит,
Мнет, царапает, щиплет, крутит.
Волк понимает, что лис не шутит.
От страшной натуги брызнула кровь.
Ужель понос прохватил его вновь?
Да, к величайшей его досаде,
Течет как спереди, так и сзади,
Лису почти уже ясен исход.
Теперь он и зубы пускает в ход.
Кто бы вынес такие терзания?
Изегрим бедный лишился сознания
И на траву бездыханный упал.
А лис все сильнее его трепал.
Волк, вероятно, больше не встанет.
А лис все тянет его и тянет.
Волк истекает холодным потом,
Волк исходит кровавым пометом.
Не ожидал он такого провала.
Тут волчья семья к королю воззвала
С верноподданнейшей мольбой,
Чтобы он повелел протрубить отбой.
И король сказал: "Что ж, по вашей воле
Продолжать сраженье не станем доле!"