– Ваше Величество, – тяжело вставая со своего места, промолвил Томас Кромвель. – Бог свидетель, я не знаю, почему меня пытаются сейчас обвинить. Но уже одно то, что меня хотят обвинить в измене, означает, что честное имя вашего верного слуги стремятся очернить в ваших глазах. Клянусь небом и Богом, я всегда желал и желаю Англии и Вашему Величеству только добра, и именно поэтому я хочу напомнить вам, мой государь, о наших долгих и пока, увы, безрезультатных переговорах с протестантскими князьями, входящими в Шмалькальденский союз. Вам, разумеется, известно: Англия не первый год пытается войти в этот союз. Вы также знаете и о существенном препятствии, не позволяющем нам вступить в него: согласно Нюрнбергскому миру 1532 года, князья имеют право заключать политические союзы только с теми государствами, которые согласились бы с принципами, изложенными в Аугсбургской исповеди. Для непосвященных – наше королевство должно следовать принципам лютеранства. Но вы, Ваше Величество, посчитали, что это неприемлемо для Англии.
– Совершенно верно, господин Кромвель, – в знак согласия кивнул головой Генрих. – Я не раз писал ландграфу Филиппу Гессенскому и курфюрсту Иоганну Саксонскому об этом неприемлемом условии. Помнится, я поручил вам, господин Кромвель, найти решение этого вопроса.
– И я исполнил ваше приказание, Ваше Величество. Заключить политическое соглашение между союзом и нами возможно только, если мы будем опираться на религиозный компромисс.
– На какой компромисс? – лицо короля несколько просветлело.
– Компромисс между лютеранством и англиканством, Ваше Величество. О компромиссах говорит и Меланхтон…
– Да, да, – задумчиво вторил ему король, не понимая, к чему это Кромвель затронул столь болезненную для Англии тему вместо того, чтобы решать его, Генриха, судьбу. – Я получил от него послание, в котором он уведомляет меня, что Папа вновь предпринимает попытку установить неограниченную власть церкви. Несогласных либо отлучают от церкви, либо обвиняют в измене. Бог мой, поистине мы живем в страшное время… Так о каких компромиссах все-таки идет речь, господин Кромвель?
– Как я уже говорил вам, Ваше Величество, единственно правильное решение – это вступление в брак с представительницей какого-нибудь германского княжеского дома.
Генрих поморщился. Одно только упоминание о свадьбе наводило тоску. Заметив это, Кромвель поспешил добавить:
– Мы не можем ждать, когда император Карл и король Франции, объединившись, набросятся на Англию, как коршуны. Мы должны действовать предусмотрительно и заранее защитить наше королевство. И единственный способ противостоять их агрессии – это заключение союза с домом Клевов. Брак с принцессой Анной выгоден для Англии, ибо он поможет нам впоследствии без труда и религиозных компромиссов найти поддержку в протестантском мире.
– Почему вы в этом столь уверены, господин Кромвель? – поинтересовался герцог Норфолк, молчавший до сих пор. – На чем основываются ваши догадки и смехотворные предположения?
– Это не догадки, милорд, – холодно отозвался Кромвель, – а уверенность. Я думаю, вам не нужно напоминать, как Папа Павел III год назад подбивал императора и Франциска объявить войну Англии. Или ваша память настолько коротка, что вы не помните, как в Нидерландах были арестованы все наши суда, а послы Испании и Франции отозваны?
– Я помню, – сухо ответил герцог и замолчал. Он боялся, что и король вспомнит о той незавидной роли, которую ему пришлось сыграть год назад в назревавшем конфликте между империей, Францией и Англией.
– Значит, мой брак с Анной даст нам возможность избежать дальнейших разногласий с союзом? – уточнил Генрих.
– Вы совершенно правы. После свадьбы ничто не помешает нашему королевству получить поддержку Шмалькальденского союза, ибо союз тоже нуждается в покровительстве такой страны, как Англия. Папа и император не дремлют, и к их угрозам надо относиться серьезно. Поэтому, на основании вышесказанного, я настойчиво рекомендую Вашему Величеству еще раз как следует продумать решение, которое будет принято относительно вашей женитьбы.
Кромвель замолчал. Пламенная речь, произнесенная с таким воодушевлением, произвела неизгладимое впечатление не только на подданных короля, но и на него самого. Обладая трезвым и расчетливым умом, Генрих понимал, что, как бы ни противна была ему невеста, иного выхода у него не было. Приходилось смириться.