Рейнская легенда

Но где найти мне слова, дабы передать волнение, охватившее благородного юношу, когда следом за оркестром из труб, волынок, свирелей и других духовых инструментов, пред очи собравшихся явился принц Клевский и дочь его принцесса Елена? И — ах! — возможно ль скромным моим пером достойно описать красы сей юной леди? Вообразите всяческие прелести, украшающие человеческое созданье, всяческие добродетели, возвышающие душу, всяческие совершенства, делающие прелестную душу и прелестное созданье еще более прелестными, и вы получите лишь неполное и слабое представление о достоинствах ее высочества принцессы Елены. Вообразите цвет лица, какой, как говорят (не знаю, сколь это справедливо), обеспечивает своим потребительницам косметическое средство фирмы Роуленд; вообразите зубы, пред которыми восточный жемчуг — что каменный уголь; глаза, столь синие, нежные и яркие, что сверкающий их взор проникает в самую душу и исцеляет от всех болезней; шею и стан, столь восхитительно стройные и гибкие, что чем меньше мы о них скажем, тем лучше; маленькую ножку, ступающую по цветам не тяжелее, чем упадает на них капля росы; и вообразите это прелестное созданье в самом элегантном из туалетов, когда-либо выходивших из рук портнихи! Волосы прелестной Елены (черные, как самая лучшая сапожная вакса) были столь длинны, что их, в нескольких ярдах от нее, несли на подушечке ее прислужницы; а шляпка, отделанная розами, подсолнухами, бисером, райскими птичками, золотыми кружевами и розовыми лентами, придавала ей вид столь distingué[13], что редактор газеты «Морнинг пост» влюбился бы в нее до безумия.

Точно то же действие оказал ее вид на юного Годесберга, когда, облокотясь на свой лук слоновой кости и расставив ноги, он стоял и глядел на нее, словно Амур на Психею. Их взоры встретились: судьба обоих была решена. В то же мгновенье щеки у обоих зарделись; дружно дрогнули сердца! С той минуты они полюбили друг друга навеки. Отто все стоял, расставив ноги, забывшись, облокотясь на свой лук; Елена же спросила у служанки носовой платок и высморкала свой прелестный греческий носик, дабы скрыть волненье. Будьте счастливы, красотки! Уж я стара; однако ж не настолько, чтоб повесть о нежной любви не горячила мою кровь. Тереза Мак-Виртер тоже жила и любила. Эх-хе-хе!

Но кто сей муж, что стоит позади принцессы и могучего старого лорда, отца ее? Кто он, чьи волосы рыжи? Чьи глаза хмуро уставились друг на друга чрез жалкую кнопку носа? Кто сей горбун, чей мерзкий рот окружен щетиной и полон желтых, острых, гнусных зубов? Хоть он облачен в небесно-голубую пару, шитую серебром, его безобразная фигура кажется от того лишь вдвойне смешною; хоть на нем невыразимые розового бархата, это лишь невольно привлекает внимание к его отвратительно кривым ногам. Шляпа цвета лососины с жемчужным павлиньим пером выглядит нелепо на его грубой голове; и, невзирая на мирные времена, злодей вооружен множеством кинжалов, ножей, ятаганов, сабель, палашей и шашек, что свидетельствует о его коварных и кровожадных намерениях. То жестокосердный Ровский де Доннерблитц, маркграф Кошмаренбергский. Идет молва, что он добивается руки прелестной Елены. Он то и дело обращает к ней любезные речи и зловеще улыбается, склоняя мерзкие черты над ее лилейным плечом. Но она лишь отворачивается от него, содрогаясь, — словно ей предлагают слабительное!

Отто все стоит, пораженный, опираясь на лук.

— А какова награда? — спрашивают лучники друг у друга. Их две — бархатная шапочка, расшитая руками принцессы, и драгоценная тяжелая золотая цепь; обе лежат на подушечке у ног Елены.

— Я знаю, что выбрать, ежели заслужу первый приз, — говорит кривоногий лучник, у которого на щите по черному полю идут кровавые линии — герб Ровского де Доннерблитца.

— Что же, говори! — отзывается Отто, бросая на него пламенный взор.

— Цепь, ясное дело! — отвечает с усмешкой лучник. — Не такой уж я простак, чтоб выбрать эту бархатную ермолку!

Отто улыбнулся презрительно и занялся своим луком. Звуки труб возвестили о начале состязания.

Надо ль его описывать? Нет: уж это сделано в упоминавшейся выше повести «Айвенго». Вообразите лучников в ярко-зеленых одеждах; все они по очереди стреляли в цель. Иные попадали, иные нет. Не попавшие принуждены были удалиться с поля под шумные насмешки многочисленных зрителей. Те, кто попал, вновь показывали свое искусство; однако же с самого начала стало ясно, что награду оспаривают Косоутофф (лучник Ровского) и юный герой с золотыми кудрями и луком из слоновой кости. Слава о меткости Косоутоффа пронеслась по всей Европе; но кто был юный его соперник? Ах! Одно сердце в пестрой толпе билось страстною жаждой это узнать. То было сердце Елены.

Началось последнее испытание. Мишень поставили в трех четвертях мили от стрелков, и была она столь мала, что не то что стрелять, и увидеть-то ее было дано далеко не всякому; и покуда Косоутофф выбирал стрелу, Ровский кинул ему кошель, туго набитый золотом, и крикнул:

— Косоутофф, коли победишь — кошель твой.