Рейс

Сорокадвухлетний Сергей Алехин, бывший мент, три года возглавляющий негласный список разыскиваемых интерполом уголовного мира, а ныне Григорий Хорунжий, украинский бизнесмен-эмигрант, уже начинал отвыкать от своего настоящего имени, поэтому нисколько не удивился бы, если бы Галя оказалась Таней или Полей. Хотя мысль эта вселяла в него ужас. Тогда все его планы рушились, и Смерть снова маячила где-то рядом.

Он стоял, опершись обеими руками о раковину коньячного цвета в ванной комнате размером больше его первой собственной квартиры. Абсолютно голый, он пристально всматривался во вмонтированное над раковиной зеркало. Алехин разглядывал себя так, что со стороны могло показаться, будто пытается обнаружить на своем жилистом загорелом поджаром теле какой-то едва заметный изъян – и никак не может его найти. Торс Алехина напоминал стиральную доску, на которой местами бугрились канатные узлы мышц и отсутствовали даже мельчайшие жировые складки. Интерьер яхтенной ванной состоял из приземистой мебели, сработанной из тика разных оттенков, от светло-бежевого до темно-коричневого. Коротко стриженный, с короткими усами и бородой, чуть длиннее стандартной в телерекламе мужественной двухнедельной щетины, с ровными чертами лица и тонкими губами – Алехин в одежде не выглядел атлетом. И лицо его было совсем незапоминающимся, разве что искривленный, чуть приплюснутый, как у боксера, нос и небольшой светлый шрам в нижней части левой щеки.

Его замершие в одной точке глаза, казалось, смотрели не на собственное отражение, а куда-то внутрь, в глубь зеркального стекла. Там он пытался увидеть Лену и девочек, но разглядел только их туманные, исчезающие, словно растворяющиеся в вязком синем воздухе, силуэты.

«Неужели все-таки п…дец? – подумал он. – Если так, то как они меня вычислили? Как?»

Алехин закрыл глаза и напряг руки. Он обхватил себя за плечи и, сжав их, представил, что обнимает Лену и пытается ощутить всем телом ее тепло и вдохнуть ее запах, который он, как ни силился, вспомнить не мог… В эту минуту стоявшая у пирса по соседству огромная яхта одного известного российского киноартиста, похожая на двухэтажный дом, завелась и, слегка покачиваясь, стала отходить от причала.

Алехин видел его пару раз. Чернявый, приветливый, узнаваемый, артист редко наведывался в Лос-Анджелес. В его отсутствие на гигантском судне жила девушка лет двадцати. Подружка? Любовница? Дочь?..

«Блин, о чем я думаю?..» – Алехин встряхнулся. Пора было возвращаться в спальню, где Галя, включившая кондиционер на полную катушку, лежа в его халате на кровати-аэродроме, листала пультом телепрограммы на огромном, во всю стену, экране.

Все эти три года Алехин ни на секунду не забывал о том, что, помимо его жены и детей, с ним желали (возможно, даже более страстно) повидаться очень плохие парни, у которых были серьезные счеты с беглым обладателем теперь уже пятидесяти шести из шестидесяти двух миллионов долларов из их бесследно исчезнувшего три года назад в приграничных псковских лесах общака.

За эти три года он исколесил полмира. Одна за другой менялись страны – Кипр, Германия, Камбоджа, Мексика… И вот последний приют беглеца – Марина-дель-Рей, похожая на огромную лагуну с золотым песком, пальмами и мачтами сотен яхт, нашедших пристанище в гигантской бухте. Здесь уже почти год он не чувствовал никаких тревожных «уколов», никаких признаков опасности, но все равно не позволял себе расслабиться. Он не мог иначе. Не мог не только вызвать к себе жену и дочерей, но даже просто позвонить. Не мог подвергать их жизни смертельной опасности, не убедившись окончательно, что погоня сбилась со следа.

Стоянка яхты длиной больше сорока пяти футов (его была около пятидесяти пяти) обходилась в три штуки долларов в месяц. Но и по этой цене снять место было практически невозможно. Их просто не было. Менеджер яхтпаркинга смуглая девушка Алиша с улыбкой шире, чем у Джулии Робертс, и юмором острее, чем у персонажей Вупи Голдберг, пошла ему навстречу без требования поручительств и надежной кредитной истории. Он заплатил налом за год вперед, и место нашлось. Алиша лично провела его к месту на пирсе и на следующий вечер, после работы, зашла к нему – справиться, все ли устраивает. И задержалась до утра.

Он жил под легендой одинокого человека и со временем полностью вжился в роль. Для полноты и достоверности образа следовало бы еще завести лабрадора или золотистого ретривера, но Алехин не хотел светиться, прогуливаясь, как многие местные собачники, вдоль главного канала марины. Да и зачем ему собака? Он сам Бульдог. По крайней мере, очень долго служил на этой должности – и в отличие от прежнего имени, это, намертво приставшее к нему когда-то в другой жизни, прозвище не мог забыть, сколько бы раз ни менял паспорта и банковские реквизиты.

Месяц назад, впервые за три года, слушая шорох прибоя и шелест пальм, Алехин наконец даже не поверил, а нутром почувствовал, что его тянувшийся из далекой России след начал замерзать. И, взвесив все «за» и «против», связался через доверенного посредника с Лондоном.