Рейс

Тогда же юный максималист, романтик-бессребреник, воспитанный в духе «Рожденной революцией», Алехин нарушил правила и вмешался в судьбу Гитлера, отбив его в одиночку из лап зондеркоманды. Тела пятерых бандитов (чтобы не пойти под суд, Алехину пришлось добить и трех остальных) нашли следующей весной, и неопознанные трупы прошли по категории «подснежники».

Гитлер, который молился на Алехина, как на крестного-спасителя, некоторое время безвылазно жил у того в квартире, пока Сергей по доверенности не продал дом неудачливого барыжника, оставшийся Филимонову от матери-одиночки, и не переправил перековавшегося наркошу-уголовника-стукача с Урала «на юга», где тот разжился левыми документами и купил в Ростове квартирку. Тут он с тех пор и обретался – с липовым паспортом в кармане и со шрамом под сердцем, в котором преданно хранил, как он выразился, «пожизненную благодарность» Алехину.

Бывший мент и бывший стукач обнялись, расцеловались и пошли в стекляшку на противоположном берегу пруда отметить превратности судьбы и вторую часть аксиомы, что гора с горой не сходятся.

– Я ведь ваш голос еще вчера по телефону вычислил, Сергей Михайлович, – поделился Гитлер, стряхивая пальцами пивную пену с губ. – Поверить не мог, что это вы, но голос ваш спутать невозможно.

– Во-первых, не Сергей Михайлович, а Юрий Петрович, – поправил его Алехин. И, упреждая проявление излишнего любопытства, отрезал: – Не задавай вопросов. Просто слушай.

– Понимаю, понимаю, понимаю, молчу, – навострив уши, раскачивался Гитлер в такт словам, которые звучали, как заклинание.

Военный билет, значит, военный билет. Сказал, что сам такие сложные ксивы не ваяет, но есть люди, которые в этом деле «рубят, как Рубенс, так что от живой попы не отличишь».

– Это хорошо, – Алехин отхлебнул не успевшего потеплеть пива и понял, что есть сермяжная правда в том, что в пиве самое главное и самое вкусное – это первый глоток, а дальше имитация употребления. – Как быстро?

– Когда вам надо?

– Три дня назад.

– Через два дня, в четверг, то есть в пятницу будет готово. Но есть одна проблема…

– Какая?

– Ваша бородка. Она, конечно, элегантная, и все такое. На геолога похожи. Но на военный не годится. Фото без бороды я могу лет на двадцать омолодить. А с бородой… Да и не выдавали раньше такие докýменты, чтобы с бородой.

– Так что делать?

– Вон парикмахерская. Я вас там подожду. А потом зайдемте ко мне в ателье, я вас щелкну, и дело в шляпе.

В ателье после окончания съемки Алехин дал Гитлеру бумажку с необходимой для билета информацией: звание – ефрейтор, должность – снарядный (номер расчета 122-мм Д-30, ВУС – 135533, в/ч 44646, ДВО).

Он сделал домашнюю работу еще накануне в «Макдональдсе». Полазил по Сети. Выбрал самую простую артиллерийскую специальность – снаряды подносить. Можно, конечно, было присвоить себе сержантскую должность первого номера, наводчика, но название Алехину пришлось не по душе, да и для нее требовалось разбираться в таких деталях, как «работа на прицельных приспособлениях и с помощью поворотного и подъемного механизмов производство горизонтальной и вертикальной наводки». И он остановился на подносе снарядов.

– Сколько я тебе должен? – спросил Алехин в конце фотосессии, когда Филимонов снимал ксерокопию с паспорта Жданова.

– Да боже вас упаси, Сергей… ой, Юрий Петрович! – запричитал Гитлер. – Мне-то ничего, а вот товарищу, который, собственно, и будет это…

– Сколько?

– Двадцать семь с половиной тысяч рублей.

– С половиной? – Алехину стало интересно. – Отчего не ровно?

– Такой курс, – Гитлер виновато развел руками, словно хотел показать, что к его ладоням не прилипло ни одной купюры. – Там на доллары считают.

– На, держи аванс, – Алехин протянул фотографу пятнадцать тысяч. – На номер, с которого я тебе звонил, не звони. Я сам тебе позвоню.

– Ясно, ясно, – понимающе закивал Гитлер и не удержался, чтобы все же не задать вопрос. – На задании? Секретном?

Алехин без слов отвернулся и вышел из ателье. По дороге в отель он выкинул в первую попавшуюся урну SIM-карту и в ближайшем ларьке купил новую. На паспорт Жданова.

Харцизск. Июль

На площади у столба с привязанными к нему за спиной руками стояла женщина средних лет. Блузка и юбка с пятнами крови были местами порваны. Голова опущена. Светлые седеющие волосы сбились и слиплись. На них тоже была видна кровь. На груди у нее висела закрепленная вокруг шеи картонка с неровной надписью жирным черным фломастером: «АГЕНТ ХУНТЫ».

Перед привязанной к столбу выстроилась группа из нескольких женщин и двух мужиков. Поодаль стоял военный с автоматом в форме ополченца с устало-безразличным выражением лица.

Женщины что-то яростно кричали на сочном гэкающем суржике, бросали в привязанную помидорами и проросшей картошкой, норовя угодить ей в лицо. Жертва мотала головой, стараясь избежать попаданий, и скулила и подвывала от боли и унижения.