Рейс туда и обратно

— Видите ли, Николай Владимирович, в последний раз посланцы с Геммы были в вашей стране сто лет назад. На Гемму они доставили кое-какую литературу. Словарь Даля, например. Сборник стихотворений Пушкина. Книгу «Российская хрестоматия» издания тысяча восемьсот семидесятого года... Ну и еще кое-что. Так вот, язык ваш и российские говоры я изучал по этим книгам. Других-то не было.

— Вот как? Ну и что?..

— На экзамене я декламировал заученную на память речь господина тайного советника, сенатора, президента Главного управления цензурою Сергея Семеновича Уварова, которую он произнес в торжественном собрании Академии наук шестнадцатого ноября одна тысяча восемьсот двадцать девятого года. «Милостивые государи! Что может быть отраднее и величественнее мысли, представляющей нам в области высшего образования общее средоточие, к которому стремятся столько людей, рассеянных по лицу земному...»

— Юрик! Я чертовски устал после вахты. При чем тут чистота речи?

— Да при том, что заявление в отдел кадров Калининградфлота я написал так: «Милостивый государь, господин управляющий!» — Юрик засмеялся. — Изучив словарь Владимира Ивановича Даля, я обращался к женщинам со словами: «Барынька ты моя!», произносил словечки: «ведила», «голомя», «загнуить»... Нет-нет да и ныне из меня какое-то словечко от Даля выскакивает.

— Ближе к делу. Так значит ты с... Геммы? Но для чего?

— Направлен в вашу страну для изучения жизни и быта обитателей России. Для чего? Мы — посланцы космоса...

— Посланцы? Значит, ты... не один?

— Конечно же, не один! Три года назад несколько тысяч геммиков...

— Геммиков? Ах да, обитателей планеты Гемма, да?

— Ну да... были высажены на планету Земля. Куда? А кто куда. Кто в Америку, кто в Африку, кто в Россию. Вот одна знакомая девчушка была заброшена на остров Мадагаскар.

— У нее зеленые глаза, да?

— Зеленые? У всех геммок зеленые глаза, у всех мужчин с Геммы глаза как у меня. Серые.

— И метка на груди, да?

— С такой меткой мы рождаемся. Это наш пароль для общения друг с другом. Вот видите? — Юрик распахнул ворот рубашки. Русов пригляделся, отрицательно мотнул головой:

— Но эти точечки... их не семь, как в созвездии Северная Корона!

— А это не имеет значения! У кого семь, у кого... но это не важно сколько, важно то, что вот одно, в центре, пятнышко крупнее остальных.

— Подожди, Юрик, а почему ты так доверчив ко мне? Не раскрываешь ли ты какую-то великую тайну, а?

— Доверчив? — Юрик пожал плечами: — Отнюдь. Вот вы кому-то скажете, что я инопланетянин, но кто поверит, а? Скажут: да он просто сумасшедший! Ведь верно, а?

— Да, пожалуй. Итак?..

— Так вот, нас забросили сюда. Мы должны внедриться в различные народы различных стран. Изучить их обычаи, порядки, особенности, а потом мы вернемся к себе, чтобы доложить на Высшем Совете об увиденном.

— Зачем?

— Этого я не знаю.

— Ты болен, Юрик.

— Что вы, я совершенно здоров! Разве я говорю о каких-то неразумных вещах?.. Ах да, я еще не объяснил, что это за штуковина. Ее вам стармех передал? — Он взял со стола железную коробочку, поправил антенку, приложил коробочку ко лбу и несколько раз стукнул указательным пальцем по крышке. Сосредоточился. Кивнул. Пояснил: — Я поддерживаю связь с планетой через специальное передающее устройство, которое постоянно кружит вокруг Земли.

— Но коробочка-то пустая!

— Вы правы, но сам передатчик и приемник тут. — Юрик постучал себя пальцами по лбу. — Схема вмонтирована под черепную коробку, только и всего. И мне достаточно приложить ко лбу любой металлический предмет, как он становится передающей и принимающей антенной...

— Юрик, я действительно очень устал. На сегодня хватит, да?

— Отдыхайте, старпом. У нас еще будет время побеседовать. — Он погладил кота, поднялся и направился к двери. Обернулся: — А воду рыбакам все же надо взять.

— Минутку, Юрик. А на зверобазе ты ведь скрывал, что ты инопланетянин. Почему?

— Зачем же мне надо было об этом болтать? Там я проговорился... Вот то собрание. С кем ни побеседую из моряков, все говорят: «Противно нам это убийство бельков! Мерзкая, отвратительная работа; малыш еще живой, кричит, а ты с него уже шкуру сдираешь, торопишься... Мерзостный промысел, незачем его развивать!» Раз так все говорят, а начальство заставляет бить зверьков, вот я и выступил на собрании. Но что удивительно: меня никто не поддержал. Я был поражен, знаете, я даже плакал, как мне было жаль людей! Чего они боятся? Кого боятся? Почему между собой толкуют об одном, а на собрании при начальстве — о другом? У нас на Гемме все по-другому. Спокойной ночи, старпом.

ВЕЧЕРНИЕ БЕСЕДЫ

Звонок. Русов открыл глаза, взглянул на часы: без четверти двадцать три. Снял трубку.

— Николай Владимирович, извините ради бога, — услышал он торопливый Жорин говорок. — Вы меня слушаете? Если будем заходить на остров, то пора менять курс. Вот я и сказал об этом капитану. А он как разорался на меня! Вы слушаете меня? Может, вы с ним...