Рейтар

— Степью пойдем, восточней, — ответил я. — Дорогу они наверняка перекрыли, так что там не пройти, а степь большая. Пойдем к Глубокой балке, она нас с запада прикроет, потом на Валовы Холмы двинем. К послезавтрему на месте будем.

— Да, так можно пройти, — согласился он.

Пройти — половина дела. Как там сейчас дела, никому не известно. Городок и в осаде может быть. Совсем плохое вслух предполагать не хотелось, все понимали. Если уж на истребление князь войну начал, да еще и степняков привлек, значит никакой пощады никому не будет. Сумеют малыми силами отбиться? Кто знает. Надежда на то, что главные силы врага на уничтожение наших полков кинули, не до городков им пока было. Зачем спешить, если их судьба все равно решена? Подогнать пушки, да и…

Чувствуя, как волна паники поднимается откуда-то из темной глубины, я вздохнул резко, снова лошадью занялся. Нельзя сейчас себя до срока травить, мне ведь еще бой предстоит наверняка.

Лейб-драгунская сабля была как по нашему, так и по их обыкновению пристегнута к седлу. Когда кавалерист спешивается, его основным оружием карабин становится, и штык-кинжал на него надевается при надобности. Вот и достался мне трофей. Осмотрел ее со всех сторон, да и выбросил. Что с ней еще делать? Хоть и неплоха, да не наш фасон у нее, мы к шашкам привычные. В седельных сумках нашлось восемьдесят патронов к карабину, это пригодится. Пусть арсенальные, похуже качеством, чем мои самокрутные, но для обычного боя нормально. Еще припас суточный, сухари и мясо, вино красное в фляге. Вино кислятиной оказалось, но в жару сильную можно в воду добавлять, для этого его лейб-драгуны и возят, собственно говоря.

Из раненых трое оказалось тяжелых. Один так и вовсе скончался вскоре, а двух других решили везти. Остальные были ранены или легко, или терпимо. У себя на груди тоже длинный тонкий разрез обнаружил, от которого вся рубашка кровью пропиталась. Пришлось бинтоваться и переодеваться.

С утра, с самым рассветом, уже пошли дальше. С заводными конями чуть легче стало, груз перераспределился, делали по десяти верст в час. Еще один тяжелораненый скончался, схоронили его на привале, отдав могиле честь шашками. Второй, совсем молодой парень, еще держался, хоть вид был такой, что краше в гроб кладут.

К середине дня вышли к Каменному ручью — удивительно чистой и даже в самую жару не пересыхающей речке, где немного напоили лошадей. Вода была такой студеной, что поить пришлось из брезентовых ведер, накидав в них сена, чтобы не давать пить коням большими глотками — застудим так. Ну и сами ополоснулись, смыли пыль, пот и грязь. Следующий ночлег у нас уже был в Валовых Холмах, по дороге до которых не встретили ни единого человека.

Следующий день принес плохие новости. Подошли к разоренной ферме. Глинобитные стены дома истыканы были пулями возле бойниц, постройки разрушены, все истоптано неподкованными копытами.

— Степняки были, — уверенно сказал пожилой вольный.

— Степняки, — хмуро подтвердил кто-то еще.

В доме была кровь, на полу лежали трупы. Женщина, две девочки постарше, мальчик лет семи. Уже запах появился, вились мухи тучами. Я присел, посмотрел на руку женщины, подняв ее. Следы пороха ни с чем не спутаешь. Затем аккуратно отодвинул рубаху на плече. Так и есть, там тоже синяк.

— Как вольные погибли, отбивались до последнего.

— Детей она сама, — сказал пожилой, тоже поднимаясь с колен. — Не дала увести и надругаться, сама застрелила.

— Тут же заслоны должны были стоять, — растерянно сказал Барат.

— Заслоны? Княжеские, что ли?

— Чья ферма? — спросил я, обведя взглядом бойцов.

— Ирвана, из четвертого взвода. Погиб вчера, со старшим сыном, — ответил коренастый вольный с густой черной бородой.

— Похоронить бы надо, но время терять нельзя, — сказал я. — На сеновал отнесите, огнем почтим.

Когда уходили с фермы, за нами поднимался в небо столб дыма. Разорение и так кругом, не выдаст этот дым нас теперь. Сеновал пылал до неба, похоронив в огне семью вольного, в бою павшую, но в рабство не пошедшую. А мы скакали дальше, то рысью, то шагом, то снова рысью.

Глава 7

Еще на одну ферму завернули, и нашли следы, что людей свели. Захватили ее неожиданно, не сумели там отбиться или даже в бой вступить. На стене поганый рисунок углем для хозяина, только хозяин покойный уже, тоже в бою пал.

Моя ферма, по ходу следующая, оказалась разорена, но пуста. Видно было, что люди с нее ушли, что подтверждал свежий след колес фургона, когда тот по мокрой глине у колодца проехал. Разорили же степняки, но уже пустую, ограбив подчистую и изгадив все, что можно. В святилище Сестры и Брата чья-то злобная рука конского навоза набросала. Даже так, богов оскорбили.

— Мастер Арвин, живы твои? — робко спросил Барат.

— В городок ушли, как я велел, — пробормотал я. — Толстого Бэлла проверим ферму. Раненого тяжелого оставьте, потом заберем. И кто-то один с ним пускай, из легких раненых. Сотня, вперед.