Рейтар

— Разумно, что вы не осквернили уста ложью, — усмехнулся настоятель, — а лишь согрешили жестом. Впрочем, я не настаиваю, хотя у меня складывается впечатление, что замыслили вы что-то очень плохое. И нечестное.

— Вы сталкивались с честностью в этом мире? — спросил я его. — Им правят такие силы, которым даже подобное слово незнакомо, и это продолжает вас удивлять?

— Если мы вынуждены принимать подобное со смирением, это но не значит, что мы должны соглашаться с тем, что так и должно быть, — сказал настоятель. — Иначе, зачем тогда существует вера и церковь, как не для того, чтобы стремиться это исправить? Дальше прозреть течение реки нашей жизни, сделать воду в ней чище и слаще для утоления жажды?

— Простите, святой брат, но… вы наивны, как мне кажется, — сказал я. — Церковь раскололась даже в единстве веры, а ведь настоящая причина раскола была в презренном металле, в налогах и десятине. Церковь служит земным князьям, укрепляя их власть и помогая править стадом. Разве это не так?

— Впавшие в грех не определяют лицо веры, — сухо ответил настоятель, упрятав сухие тонкие руки в просторных рукавах своего балахона.

— Трещина пролегла не только по телу Церкви, но и по всему обитаемому миру, грядет страшное время и такие же святые братья как и вы, идут во главе новых полчищ, готовых жечь и убивать, — начал заводиться я. — Целый народ был выбит на западной границе Валаша, и пусть кто-то мне скажет, что Блаженный Престол не благословил эту бойню? Первый Престол монофизитов, решивший, что князь Орбель Второй вершит доброе дело, убивая целый народ — они ведь обновленцы, верно?

— Мне нечего ответить, — сказал настоятель. — В глазах Блаженного Престола наш Орден Реки такая же ересь. Пока с нами мирились, но в главном вы правы — грядут плохие времена. Особенно для таких малых схизм как наша. Не одна, так другая сторона пройдет по нам, втоптав в грязь мимоходом.

— И что вы будете делать? — спросил я, немного удивившись искреннему ответу.

— А что мы можем делать? — пожал тот плечами. — Река времени течет сквозь множество миров, и, может быть, мы окажемся там, где не будут вершить грех убийства, прикрываясь святым. Как знать.

Я вспомнил, в чем была ересь этого самого Ордена Реки. Единые по вере с остальной Церковью, они отрицали единственность человеческой жизни, в которой он должен был поступками своими заслужить достойное посмертие. Монахи ордена полагали, что человеку дается бесконечно жизней, но каждая следующая будет именно такой, какую ты заслужил в предшествующей. А смерть — смерть всего лишь переход через Реку Времен, гибель прежнего и возрождение к новому.

— Как знать, — повторил я за ним. — Могу я вас спросить о чем-то?

— Разумеется, — кивнул он.

— Я видел свою семью у реки. Во сне. Они сказали, что ждут меня.

Вопрос я так и не задал, но настоятель ответил, покачав головой:

— Так вот ты кто и откуда… Они тебя ждут. Ты видел Реку Времен, дающую покой и приют тем, кто ждет, чтобы идти дальше вместе. Но ты должен беречься. Я вижу, какой ты избрал путь — путь мести и крови. Берегись того, кто придет к твоей семье.

— Кто придет к моей семье, святой брат? — спросил я его.

— Все откроется в свое время, — сказал он. — Я не вправе подсказывать тебе ничего, тем более, что могу ошибаться и принимать за истину лишь смутное ее отражение в поверхности реки. Отведи меня к братии, больше мне нечего тебе сказать.

Монахов, которых было около двадцати, заперли в трапезной, темной и бедно обставленной. У дверей выставили караул, а остальные бойцы взвода заняли позиции в домиках, у маленьких окон, и за невысокой, примерно по пояс, каменной оградой монастыря, давшей вполне полноценное укрытие. Заметить засаду с дороги было невозможно, а позаботиться о том, чтобы не дать осмотреть место заранее должны были валашские дезертиры Дария. Пока все шло по плану.

Ожидание тянулось долго, время текло как деготь по шершавой доске. Жара тяжело давила сверху, гудели пчелы над цветами, что выращивались монахами, где-то высоко в небе пели птицы. Картина была такая мирная, что даже самому не верилось в то, что мы этот покой сейчас нарушим.

Дважды в монастыре были посетители. Сначала приехал за святой водой крестьянин на телеге, потом зашли двое пеших пилигримов. И все оказались в трапезной, в окружении запертых там святых братьев. Когда солнце ушло уже далеко за полдень, на дороге вновь показались всадники, те же самые.

— Приготовиться! — крикнул я. — Огонь только по моей команде.

Карабин улегся в узкий проем окна, флажок предохранителя упруго подался под пальцем.

— Выбивать старших, никто не должен уйти! — на всякий случай повторил я уже многократно отданный приказ. — Из охраны несколько должно прорваться. Вопросы?

Вопросов никого не было. Отряд приближался, уже можно было разглядеть в подзорную трубу отдельных всадников. Шли они рысью, впереди несколько всадников в дорогой одежде, о чем-то горячо спорящих между собой, за ними, вытянувшись в колонну по два, следовала их охрана.

— Сейчас… сейчас…, - пробормотал я, ожидая появления взвода Дария.