Рейтинг лучших любовников

– В субботу приезжает Ольга, – сказал Зданевич, когда они уже ехали с родительской дачи назад в Питер.

Дара не ответила, но у нее сделалось такое больное лицо, что у Антона в руках дрогнул руль, и машина чуть не выехала на встречную полосу.

– Значит… все… – тихо сказала она. – Опять все…

Теперь не ответил Зданевич. Что тут скажешь? Он и так чувствовал себя виноватым перед Ольгой. Он не сможет изменять ей, когда она будет в Питере. Он не сможет уходить от детей к Даре. Антон знал, что тысячи мужчин делают это, и живут при этом спокойно, абсолютно не мучаясь угрызениями совести…

Антон и Дара долго молчали, а когда подъехали к тому месту, где обычно расставались, женщина неожиданно спросила:

– Ты любишь меня?

Зданевич не смог мгновенно сказать «да» или «конечно, люблю». Он промедлил всего лишь минуту, но Даре этого хватило.

– Значит, так и не смог… – с тяжким вздохом сказала она. – Значит, все осталось в прошлом… Верно, Антон?

– Я не знаю… – неохотно ответил он. – Тебе не кажется, что не для всего на этом свете есть слова? Может быть, есть такие вещи, которым не придумали ни обозначений, ни названий?

Дара несколько снисходительно улыбнулась и сказала:

– Брось… Я знаю, что люблю. Это слово очень точное и емкое, и никаких других мне не надо. И ты тогда, в нашей школьной юности, тоже точно знал, что любишь меня.

– С тех пор я на многое смотрю другими глазами, – ответил Антон, уставившись в черно-белую оплетку руля. – И то, что я в юности считал точным и истинным, теперь воспринимается совершенно иначе.

– Что же тогда с нами было всю эту неделю, если не любовь? – Дара схватила его за плечи и с силой развернула к себе.

– Мы занимались сексом. Вот что с нами было, – жестко и безжалостно сказал Зданевич, глядя в ее расширившиеся зрачки. Ему почему-то хотелось сделать ей больно. Хотелось, чтобы из ее головы поскорее выветрилась романтическая муть. Он не мифический Одиссей, вернувшийся через двадцать лет к своей Пенелопе. Он всего лишь Антон Зданевич, обычный земной мужчина, который не устоял перед красивой женщиной, как не смогли бы этого сделать, увы, очень многие… На даче в Тосно они оба испытывали только рядовое физиологическое удовольствие, и не надо его лакировать и приукрашивать словами о вечной и негасимой любви.

– И ты, как говорил… в принципе… мог бы заниматься… этим с кем-нибудь другим? Например, с моей подругой? – бесцветным голосом спросила Дара.

Зданевич вспомнил, как прильнула к нему Да в ее собственной квартире на виду у пары со свадебной фотографии, вкус ее губ, свои ощущения, и решил разорвать связь с Дарой на корню:

– Мог бы! Я уже говорил тебе, что ощущения практически одинаковы. Она просто чуть промедлила, твоя подруга… Ты опять успела раньше.

Окаменев лицом, Дара с трудом вышла из машины и неверными шажками птицы, которая не может лететь с поврежденным крылом, двинулась в нужном ей направлении. Или не в нужном. Честно говоря, Зданевич никогда не следил, в какую сторону она направлялась, выйдя из его машины. Он всегда сразу уезжал и только сегодня вдруг осознал это. Может быть, Дара каждый раз смотрела ему вслед и удивлялась, как быстро он забывает о ней, может, сама, отбросив мысли о только что закончившемся свидании, мчалась в магазин, чтобы купить продукты и накормить семью. Что же такое, в самом деле, происходило между ними? Любовь или банальный адюльтер? Кроме той первой ночи в Тосно, они больше почти не говорили друг с другом. Они знали только один язык – язык сливающихся тел. Но он вполне мог говорить на этом языке и с женой.

Зданевич сжал губы, стукнул кулаком по рулю и нажал на газ. Машина взвыла и птицей, у которой в порядке оба крыла, понеслась с этого места, на котором Антон собирался больше не бывать никогда.

Он не обманывал Дару. Она действительно успела на несколько минут раньше Да. Когда Антон вышел на работу в свою полуподвальную фирму после первой ночи, проведенной с Дарой, мужики, смеясь и подмигивая, сообщили, что стоило ему уйти с одной красоткой, как тут же явилась другая. Мужики удивлялись, как он, без году неделя в Питере, умудрился завести себе таких потрясающих бабенций, да еще и в одном стиле. Они хохотали, что одной, ввиду их похожести, он вполне мог бы пожертвовать в пользу страждущего коллектива. Зданевич как-то отшутился, а в конце рабочего дня снова явилась Да.

Она тоже была хороша. В кожаной куртке, как Дара, только не в джинсах, а в короткой бежевой юбке, обнажающей длинные ноги в туфлях на высоких каблуках. Грудь Дары обтягивал белый свитер, а на Да был надет розовый джемпер с вырезом лодочкой, красиво открывающим ключицы. Волосы, такие же длинные и почти черные, не лежали спокойно на спине, а рассыпались по плечам и блестели на солнце, которым богат был этот день. И губы! Не кроваво-алые, скорбные, жертвенные и жалящие одновременно, а нежно-розовые, в тон джемпера, и слегка вывернутые, как лепестки экзотического цветка.