Рейтинг (СИ)

После этого разговора Егор Тришкин больше суток не виделся с Гольдштейном. Допрос остальных сотрудников первого отдела, на которых поступило предписание модераторов, поручил своим подчиненным, а сам уехал вниз, непосредственно руководить поимкой возмутителей спокойствия в нелегальной среде.

Вернулся на пятый верхний этаж в бодром настроении духа, довольный собой и успехом проделанной работы. Что бы ни говорил про модераторов Гольдштейн, их закон про доступный рейтинг облегчил работу антитеррористического отдела, заметно проредив группировку нелегалов. Многие покинули банду и стали пытать счастья с получением легальной работы, в связи с чем среди главарей банды бродило недовольство, а среди самих бандитов — сомнения и конфликты. Все это послужило на руку безопасникам. На третьем этаже осталось несколько десятков боевиков, но они были под контролем внедренного в банду сотрудника. Егор Тришкин был уверен, что после ареста верхушки бандитской группировки всех остальных, тех, кто упрямо не желал лишаться клейма нелегала, в ближайшее время удастся без проблем закрыть внизу.

Еще в начале служебной карьеры Егора Тришкина удивляло то, что среди бандитов были не только нелегалы, но и люди, имеющие возможность расти в системе рейтинга. Они могли, но принципиально отказывались от такой возможности! Со временем эмоции на этот счет перестали беспокоить Егора Тришкина. Труд сделал из обезьяны человека, соответственно обратное превращение тоже было возможным. Те, кто не хотел трудиться, превращались в обезьян. К сожалению, совсем не в тех обезьян, которые гасали по деревьям в зоне дикой природы зоопарка. Они превращались в пропащих, усиливая ряды и без того обездоленных нелегалов.

К пропащим у Егора Тришкина не было сочувствия и жалости. То, что они исчезали бесследно на первых этажах Рейтполиса, он считал закономерным процессом, как гниение отходов на свалке.

Вернувшись домой, выяснил, что парня из команды Гольдштейна не нашли. Навел справки и вспомнил, что сам когда-то имел с ним дело. Поразился наглости Гольдштейна. Уже одного того, что тот допустил к работе с секретным оборудованием нелегала, было достаточно для обвинения в превышении полномочий и переправке на несколько этажей ниже, а то и вообще для переселения за кордон с запретом возвращаться не менее чем на два года. Ради чего так рисковал Гольдштейн, не трудно было догадаться. Нелегал — вне рейтинга, значит, подходящий инструмент для того, чтобы вмешаться в управление Рейтполисом.

«Гольдштейн и есть самозванец», — сделал вывод Егор Тришкин и переклассифицировал дело Гольдштейна из разряда превышения должностных полномочий в государственную измену. Дело под кодовым названием «Самозванец» теперь всецело поглотило его самого и всех его сотрудников.

* * *

Долго дома было оставаться опасно, в любое время могла нагрянуть поисковая служба, поэтому Саша не стал тратить время на то, чтобы ломать пароли сетевых входов второго отдела и переписки Егора Тришкина. Нашел ориентировки на себя и Тину. Причем значились они не только в антитеррористическом отделе, но и в службе общественного порядка, полиции и на таможне. В связи с этим стало быстро понятно, что через кордоны они прошли незамеченными только вследствие прикрытия того, кто стоял за Асей. Видимо, их до сих пор продолжали искать наверху, не имея данных о переходе ими кордона.

Все, кто имел отношение к группе Ломова, со времени ареста не появлялись на своих аккаунтах. Саша выложил еще один маячок, но уже особо не надеясь на то, что получит на него ответ от Гольдштейна. Опасался, что снова обнаружит ответ в виде исчезающего желтого конвертика. Но на этот раз обошлось без лишнего упоминания о том, что может случиться непоправимое.

Что еще более «непоправимое» можно придумать? Обвинения в государственной измене предъявлялись всем членам группы Ломова, распространяясь также и на Сашу Линника. Что будет, если Тина и Майя останутся дома? Они слишком много знали как свидетели.

«Хорошо хоть отец ничего не знает», — думал Саша.

— Плохо, что папа ничего не знает, — сокрушенно сказала Майя. — Ты слышал? Женщинам там нечего делать. Он уперся и ни в какую. Я собрала рюкзак, а он все вытряхнул.

— Майя, тебе и Тине там точно нечего делать. — В этом Саша был с отцом согласен.

— Мы не будем обузой, — решилась попросить и Тина. — Меня снова посадят в бункер, а там меня утопить легче, чем рядом с тобой.

У Майи тоже были свои аргументы:

— Этот вирусный модератор и мне прислал письмо. Тебе нужна будет моя помощь.

— Ну какая помощь, Майка?

Саше даже приблизительно не мог представить, чем на втором нижнем этаже может пригодиться Майя. Мечтательная художница еле дотягивающая до пятидесяти килограммов веса? А Тина? Да и отец тоже. Разменявший пятый десяток работяга, сроду не державший в руках оружие, максимум — гаечные ключи, отвертки или лом. А во главе этой компании Гуляка — начинающий наркоман со впалыми щеками и синевой вокруг глаз.

Если кто-то и подбирал такой состав команды заведомо, то явно не для того, чтобы предотвратить «непоправимое».