Рейтинг темного божества

В этом была вся Анфиса. В душе Катя считала, что капитану Лесоповалову крупно повезло, может, и не совсем заслуженно. Он мимоходом вытянул выигрышный билет в лотерее жизни, но пока еще по молодости и ветрености не до конца это понял. Он был приятелем Никиты Колосова еще по учебе в Высшей школе милиции. А в самом конце мая сменил кресло начальника Столбового отделения милиции на должность замкомандира сводного отряда главка, направленного в командировку на Северный Кавказ. Командировка была рассчитана на полгода. Со слов Колосова Кате было известно, что Лесоповалов добровольцем отправился в горячую точку сражаться с боевиками и террористами. Там платили командировочные, «боевые». Лесоповалов мечтал заработать денег и для семьи, и для того, чтобы наконец-то поехать с Анфисой отдыхать на Красное море. У нее была дальняя родня в Израиле, в Эйлате, так что с устройством в недорогом отеле проблем не возникло бы. Анфиса сама прилично зарабатывала фотосессиями и вполне могла оплатить этот отдых из своего кармана. Но Лесоповалов был человеком гордым и жить за счет своей любимой женщины считал самым последним делом. В результате чего и отправился на Кавказ.

Анфиса только и жила его звонками по телефону и письмами. Последнее письмо, как впоследствии узнала Катя, было прислано неделю назад. После долгого периода «невстреч» Катя и Анфиса планировали увидеться на открытии фотовыставки «Ночной город» в галерее на Суворовском бульваре, где выставлялись сразу несколько Анфисиных фоторабот. Анфиса была задействована в организации выставки — у галереи на Суворовском не было богатого спонсора, и фотохудожники делали все сами, работая порой и за декораторов, и за менеджеров по рекламе, и за грузчиков, когда некому было разгружать и монтировать выставочные стенды.

Открытие должно было состояться в воскресенье — Катя очень хотела пойти, чтобы порадоваться вместе с Анфисой ее успеху. Но все получилось совершенно по-другому.

В субботу о происшествиях в Скарятине и Мамонове-Дальнем Катя старалась не вспоминать. Так и свихнуться недолго, если все о работе и о работе… Но не вспоминать получалось плохо — особенно дома, за поздноним завтраком. Чтобы отвлечься, она двинулась в долгое сладостное путешествие по магазинам — лето стучится в двери, так хочется чего-нибудь нового. Например, вон ту милую юбочку в цветочек из «Наф-Наф» или босоножки с бабочкой на грандиозной платформе из «Рандеву». Проблуждав до обеда по ГУМу, Катя угнездилась в кафе — ела мороженое. Потом снова упоительный вихрь закружил ее по магазинам — вон та кофточка из «Бетти Барклай» идеально подойдет к вон тем укороченным брючкам из «Четырех сезонов», а вон та кенгурушка ни к чему не подойдет, но она такая хипповая, желтенькая! И гольфы нужны — как без них обойтись, и лодочки на шпильке новые замшевые не помешали бы. И сумка — вместительная, объемная, — та, что глядит прямо на вас из витрины итальянского бутика и томно так подмигивает, продажно — ну возьми меня, возьми, купи…

Эх, где вот только найти столько денег на все и сразу? К пяти Катя ополовинила месячный семейный бюджет и подумала, что на все это скажет Драгоценный В.А., когда вернется. Возвращаться домой она так рано не хотела и в довершение всего отправилась на шестичасовой сеанс на «Войну миров». Обалдев от взрывов и инопланетян и оплакав в душе попранный Голливудом гений Уэллса, она выползла из кинотеатра в десятом часу. Голова немножко кружилась от усталости, но в основном настроение было бодрое — и какие там трупы на кладбищах, какие удавленники! Черт бы их всех побрал.

Она стояла на остановке и поджидала троллейбус. Троллейбуса все не было, и она решила поймать машину — часы показывали уже половину одиннадцатого. К тому же складывалось такое впечатление, что собирается дождь. Нагруженная покупками, сумками и пакетами, Катя сунулась искать зонт — его не было, она забыла его дома. Вот и еще один повод не ждать троллейбуса, а барыней прокатиться на такси — не мокнуть же на асфальте. Она проголосовала и почти сразу же поймала частника. «Куда едем?» — спросил водитель. «На Фрунзенскую набережную», — ответила Катя, и… сработал ее мобильный — динь-дон.

— Алло, да, я. Вадик, золотко мое, это ты?

— Катя… это я.

— Анфиса, ты? Завтра встречаемся, да? Очень плохо тебя слышу. Я в машине, еду домой, давай я тебе через пять минут перезвоню, мы сейчас на Садовом в туннеле…

— Катя, я не знаю, к кому мне обратиться. — Голос Анфисы, обычно звучный грудной голос, так хорошо знакомый Кате, сейчас едва шелестел. — Меня ударили ножом, полоснули по руке… Только что, прямо на улице… Столько крови — наверное, вена повреждена, я умираю, Катя, милая, мне кажется — я умираю!

Каково услышать такое от лучшей подруги в одиннадцать часов вечера в такси в туннеле на Садовом кольце? Катя на секунду потеряла дар речи. Когда обрела, заорала:

— Анфиса, ты где? Где ты, скажи мне, я еду к тебе!

— Я дома. Сумела дойти. Ты же знаешь — я не выношу вида крови… Боялась грохнуться прямо в подъезде.