Рейтинг темного божества

Катя воззрилась на приятельницу — Рим? Конечно, она помнит, как они с Анфисой прошлым маем ездили в турпоездку «Рим — вечный город». Это было как раз тогда, когда Катин отпуск (увы, увы) не совпал с отпуском Драгоценного В.А. Но Катя в душе была даже этому рада — Рим с Анфисой Берг понравился ей гораздо больше: они уходили из отеля в девять утра, а возвращались в два часа ночи. Ездили в Остию, в Тиволи, бродили по музеям, исходили город, изъездили на такси вдоль и поперек. Анфиса похудела от нескончаемой ходьбы больше, чем от всех своих пилюль и чаев, и была безмерно счастлива от самого сознания, что они с Катей в Риме и что она так ударно худеет. Вот только однажды вечером, на Палатинском холме в самом центре археологического музея под открытым небом, с ней произошел странный припадок.

— Я помню, — сказала Катя. — Анфиса, что с тобой, тебе нехорошо? Ты вся дрожишь.

— Сегодня, столкнувшись с этим на улице, — голос Анфисы срывался, — я почувствовала себя как тогда — возле арки Тита. Как под проклятой аркой — смертельный ужас, Катя. Отчаяние, безысходность, близость смерти.

Катя обняла подругу, крепко прижала ее к себе, стараясь не потревожить рану. То происшествие на Палатине она помнила. Был жаркий вечер. Солнце садилось за холмы. На Форуме и на Палатине было, как всегда, полно туристов — в музей под открытым небом прекращали пускать посетителей в пять, но из тех, кто уже гулял среди античных развалин, никто еще не собирался домой, в отель. Катя с Анфисой шли по Via Sacra — священной римской дороге. Мимо прогарцевал конный полицейский патруль — полицейский-парень и полицейский-девушка. На глазах Кати и Анфисы они лихо припустили гнедых коней, галопом въехали на холм и остановились возле триумфальной арки императора Тита. Катя потащила Анфису к ним — ей не терпелось сфотографировать итальянских коллег по борьбе с криминалом и сицилийской мафией на фоне памятника. Арка Тита, ее барельефы, изображавшие разрушение римлянами Иерусалима, устояли перед натиском времени. Катя сфотографировала полицейских. Те великодушно позволили это сделать и потом лихо ускакали в сторону развалин Мамертинской тюрьмы. Она сфотографировала «мыльницей» арку, оглянулась и… почувствовала, что с ее подругой что-то не так.

Анфиса, забыв про свою мощную профессиональную фотокамеру, с которой она до этого в Риме не расставалась, как сомнамбула на ватных ногах приблизилась к арке и, не обращая внимания на запрещающую надпись, медленно вошла под ее своды. Внезапно она пошатнулась и непременно бы упала, если бы не оперлась обеими руками о стену. Катя кинулась к ней — подумала, что от римской жары у толстушки Анфисы случился тепловой удар. Но это был не удар — Анфису била дрожь, у нее, как в лихорадке, зуб на зуб не попадал. Вдруг она глубоко, очень глубоко вздохнула и начала оседать на камни. Катя шлепнула ее по щеке, приводя в чувство, и буквально вытащила на себе из-под арки, усадила на траву. Анфиса открыла глаза — взгляд ее был странен: уплывающий в никуда, испуганный.

— Что с тобой? — тормошила ее Катя.

— Я не знаю… Что это было? Я видела… Катя, я все видела!

— Что ты видела? — Катя не понимала ничего.

— Видела, как их вели. Как жертвенный скот… С деревянными колодками на шеях, рабскими колодками… Я видела стражников, видела толпы народа по обеим сторонам дороги — они смотрели, как их ведут… Я была как бы среди них, горло саднило от пыли, и ноги болели от язв. — Анфиса судорожно дотронулась до своей голой щиколотки. — Я не знаю, как это возможно, но я все видела, чувствовала — и мне было так страшно! Мне и сейчас дико страшно, сердце колотится. — Она цепко схватила Катю за руку. — Они разрушили город, все сожгли. Они убили столько людей… А тех, кто уцелел в резне, продали в рабство, погрузили на свои галеры, привезли сюда и провели по этой вот дороге, вот здесь, перед лицом императора, под этими сводами…

Взгляд Анфисы был прикован к барельефу арки Тита, где римские воины вели связанных пленников Иерусалима. Кто-то из солдат тащил украденный храмовый семисвечник…

Они покинули Палатин и до поздней ночи сидели в Трастевере в летнем кафе на Пьяцца Белли. Анфиса постепенно успокоилась и словно стеснялась происшедшего. Просила Катю не рассказывать никому, а то поползут сплетни — она с приветом, у нее видения. Удивительно, но тогда Катя поверила ей сразу и бесповоротно. Она поверила, что Анфиса в какие-то короткие секунды действительно увидела и сопережила все. Но насколько все это было реально, а насколько фантастично — это уже был вопрос иной.

И сейчас, здесь, еще ничего толком не понимая, Катя снова, не раздумывая, поверила Анфисе — поверила, что та в момент нападения пережила такой же сильный эмоциональный шок, как и тогда под сводами триумфальной арки императора Тита.

— Расскажи мне, что случилось, — попросила она.