Рейтинг темного божества

Канталупов вспомнил, как он говорил, что все так и будет. Он был мудрым и в таким делах не ошибался. Он вообще редко ошибался в чем-то, потому что некоторые вещи видел как бы насквозь, как бы через прозрачное стекло. Вот и с Ириной, королевой светлой, не обманул, не слукавил. А возможно, даже и поспособствовал разладу, размолвке любовников и остуде со стороны скульптора-креативщика. Каким образом поспособствовал? О, об этом Иван Канталупов его не спрашивал, просто верил, всем своим честным, бедным, страстным, драконьим сердцем верил, что это возможно. А еще он свято верил его словам о том, что вера двигает горами. Дракона в его мглистом ущелье ведь и так со всех сторон окружали горы, и ему ничего не оставалось, как силой пробивать себе через их гранитную толщу путь.

Однажды он спросил его — ну ладно, ты явил настоящее чудо, ты здорово помог мне: больше она со своим скульптором в гостиницу на ночь не ездила. Но со мной-то она… меня-то она… меня ведь она так и не полюбила! Он засмеялся на это, словно услышал свежий анекдот, и ответил: «А чего ты хочешь от меня, Иван? Я же предупреждал тебя: любовь — это твое желание. Тебе искать путь, как его исполнить. А я могу указать только вехи этого пути».

Вехи пути к исполнению желания оказались с острыми разящими шипами. Канталупов и не подозревал, что его на самом деле ждет впереди. Но он был готов ко всему. Ему было уже все равно, и сворачивать на полдороге он не собирался: впереди была заветная цель, и он, как танк, пер к ней напролом.

Он часто возвращался мыслями к тому дню, когда их пути впервые пересеклись — там, на Крымском мосту, в трогательной сцене спасения утопающего. Он назвался тогда Стефаном, просто и скромно Стефаном, и привез полумертвого Канталупова в свой дом. Там были белые стены, много зелени, светлая спальня, белые шторы на окнах и маленькая медсестра в белом халатике. Она осмотрела Канталупова и сделала ему укол в предплечье. После этого сладкого укола он уснул и спал долго. Ему приснился совершенно волшебный сон — будто он в номере какой-то гостиницы и с ним его Ирина. Он сжимает ее в своих объятиях и любит, любит, любит до умопомрачения, все никак не в силах насытиться своей страстью. А она, покорная и нежная, целует его глаза, нос его такой смешной, курносый, стриженные ежиком волосы. Гладит и ласкает его, все жарче, все исступленнее.

Он вскрикнул во сне и проснулся в тот момент, когда наслаждение стало запредельно острым, отозвавшись сладкой болью во всем теле. Рядом с собой на постели он увидел медсестру — у нее было личико фарфоровой куколки и волосы странного платинового оттенка, как и у того, кто назвался Стефаном. Белый халатик разошелся, открывая ухоженное тело и упругую грудь. Тесно прижавшись к ослабевшему от наслаждения Канталупову, эта беляночка без всякого стеснения продолжила свое занятие — руки ее нежно и плавно скользили по его обнаженному животу и бедрам. Еще не успев толком проснуться и сообразить, что к чему, он весьма бурно кончил. Медсестра-беляночка вытерла свои прозрачные хрупкие ладошки о шелковую простыню. Она улыбнулась Канталупову и коснулась губами его щеки. Но это было совсем не похоже на женский поцелуй.

— Ну вот тебе и легче, парень, — услышал Канталупов знакомый мягкий голос. — Познакомься, это моя сестра Анна.

Все последующие месяцы общения с ним и с нею, его сестрой, Иван Канталупов терялся в догадках — для чего она надела на себя в ту самую первую их встречу этот прохладный, крахмальный, сияющий белизной медсестринский халат? В таком облачении он никогда ее больше не видел, хотя белый цвет она обожала и нередко рядилась в длинные, странного покроя белые балахоны во время сеансов трансмедитационной релаксации, собиравших полные залы адептов. В белом она должна была появиться и здесь, на ставших уже традиционными лесных мистериях.

Лесные мистерии… Канталупов думал о них со странным чувством. Да, это вам не семинар для полоумных левитаторов и релаксантов во Дворце культуры завода точной механики. Это действо выше градусом, и публика на него съезжается совсем иная. И никого из желающих приобщиться и поучаствовать не пугает ни этакая даль — почти двести километров от Москвы, ни этакая глушь — ближайшая деревня в пятнадцати верстах, а главный ориентир — покосившийся дорожный указатель на просеку к лесному озеру. Но суть действа все та же, как и там, во Дворце культуры. Все тот же театр, без которого пока не обойтись. Не зря, наверное, он говорил: «Время кликуш прошло, время волхвов проходит, наше с вами время, братья и сестры, еще не наступило…»