Рейтинг темного божества

Она помнила каждое мгновение того вечера. Помнила тот лес возле аэродрома Басманово. Помнила и то, как вечером уже следующего дня к ней зашел Никита Колосов. Положил на стол толстую папку документов.

— Вот, ознакомься. Это результаты дактилоскопической экспертизы. Отпечатки пальцев Глеба и Михаила Поповых идентичны тем, что обнаружены нами на надувной кровати в бассейне сауны. Но это еще не все. Мы сравнили их и с отпечатками, изъятыми на месте убийства Алексея Неверовского. Так вот, их отпечатки совпали с изъятыми там, на кладбище, с надгробья и с канистры…

— А с ножа? — спросила Катя.

— Там, к сожалению, ни одного отпечатка, пригодного для идентификации. Видимо, Неверовский в агонии хватался за рукоятку ножа, пытался вытащить его из себя, поэтому там все наслоилось, смазалось, но… Лично для меня это уже неважно. Я знаю, что Поповы были в ту ночь не только в сауне, но и в Мамонове на кладбище. На аэродроме в ангаре обнаружен их «Форд». Следы его протекторов те же, что обнаружены нами на дороге, у подножия холма возле захоронений.

Со сцены грянула музыка — бойкий такой мотивчик. Катя вздохнула и… вернулась в театр. Посмотрела на Мещерского — тот сидел с невозмутимым лицом, как маленькая буддийская куколка с усиками. Посмотрела на Анфису — на ее сильно напудренном лице было написано изумление и…

— Да что же это такое?! — громовым шепотом спросила она вдруг. — Сережа, ты только не обижайся, ты хотел как лучше, поэтому и пригласил нас, но…

— Анфиса, ты что? — спросила Катя. А ушлый французский мотивчик так и кружил над партером этакой меровингской пчелкой с остреньким галльским жалом…

— Я сейчас или закричу, или укушу кого-нибудь, или умру! Это ж просто сил нет никаких!

— Анфиса, тебе нравится спектакль? — вежливо осведомился Мещерский.

Позорно было сознаваться, но по щучьему ли велению, по своему ли хотению, под давлением ли разгневанной Анфисы — они встали и ушли, улимонили дружно со спектакля Комеди Франсез!

— Да что же это такое? — вопрошала в фойе под недоуменными взглядами старушек-билетерш Анфиса. — Дожили! Сподобились. Что это такое, я вас спрашиваю? Вот десять лет назад по дурости своей пропустили «Медею» на Таганке — теперь сиди, смотри вот это.

— Девочки, на вас прямо не угодишь, — хмыкнул Мещерский. — Ну, раз не желаете приобщаться к новейшим тенденциям, тогда пойдем в кафе.

Сплоченной компашкой они покинули Камергерский переулок. Мещерский поймал такси. Через полчаса они уже сидели на открытой веранде на крыше уютного кафе на Сретенском бульваре, смотрели на ночные огни.

— Ночь-полночь, а этот миленок, — Анфиса любовно указала на свой живот, — требует своего. Сережа, ты не удивляйся и не обращай внимания — просто я патологически прожорлива и не умею этого скрыть даже на людях. И потом, я так счастлива, что мы смылись с этой «Комеди»! Вы пейте, как пижоны, свой мартини, а я перекушу чем бог послал. Эй, официант!

— А я тоже голодный как волк, — нашелся Мещерский. — Катя, а тебе что заказать? Что-нибудь сладкое?

Славно было вот так сидеть на вольном воздухе в плетеном кресле за крахмальной скатертью, смотреть на ночной город, пить ледяной мартини, лениво болтать ложечкой в креманке с ананасовым шербетом, радоваться теплому вечеру, радоваться Анфисе, постепенно обретающей свое прежнее буйное жизнелюбие. И хоть на короткое мгновение забыть про тот лес, про кувыркающийся в небе смертельно раненный «кукурузник»…

— Катюша, эй, ты где опять? — тихо окликнул ее Мещерский.

— Я тут. — Катя закуталась в шелковую шаль, поежилась от ночной прохлады. — Я все спросить тебя хотела — как насчет той фотографии?

— Ой да, — подхватила Анфиса. — После таких-то событий!

— Я звонил в Париж Петьке Кабишу, — ответил Мещерский, — и послал ему отсканированный снимок по электронной почте.

Катя покачала головой — звонил в Париж. Как все это просто у Сереги! Про Кабиша она слышала не раз — его предки со времен революции жили во Франции. Он работал в Фонде русского зарубежья, издавал сборник по истории Белого движения. «Там же на фотографии — офицеры, поэтому Серега и начал с него наводить справки, этот Петя парижский — настоящая ходячая энциклопедия», — подумала она.

— Петюн прямо в осадок упал, как снимок увидел. — Мещерский подлил в их бокалы вина. — Звонил, интересовался, где я его раздобыл.

— И что дальше? — спросила Катя.

— А ничего, — Мещерский вздохнул, — или почти ничего. Я-то надеялся, что он мне сразу даст полный отчет, кто есть кто на фото, а он смог точно назвать мне лишь двоих. Некоего барона Шиллинга — это тот, что в белой черкеске и папахе на снимке, и Викентия Мамонова.

— Мамонова? — переспросила Катя.