Рэйв

Обшарпанные стены здания расписывались различными символами или фразами. Этим занимались ребята, решившие малость подождать прежде чем идти на рэйв. Им было скучно. Это видно по ним. Они от скуки расписывают стены, понимая, что ждать хорошей музыки осталось недолго, но это время нужно на что-то потратить. Нельзя тратить его на простое времяпрепровождение на улице с такими же людьми, как и ты.

– Милые рисунки. – проговорила Настя.

– Ага. С милой статьей о вандализме. – я допил свое пойло. Легкий коктейль вернул мне доброе расположение духа и боле менее приемлемое настроение. Я готов к рэйву, я жду его. Время повеселиться.

У нас были куплены билеты. Единственный способ пройти на рэйв – это запомнить или записать номера билетов. Если учесть, что в моей крови уже бунтовал алкоголь, никаких номеров я бы не вспомнил. Поэтому всеми вопросами занимался Колян. Я помню после дискуссии мне на руке поставили штампик.

– Это одуванчик?

– Маленький прекрасенький одуванчик. – сказала симпатичная девушка, наливая себе что-то в стакан.

Я знал – это был алкоголь. Они тоже пили. Не всем хочется на трезвую голову сидеть на ресепшене и оставлять штампики на руках радостных людишек.

Мы прошли через охрану. Они попросили предъявить на осмотр рюкзак Коляна, но проверили его поверхностно. Они точно заметили фляги и термосы, но, видно, распоряжение у них было другое. Все знали, что на рэйв пронесут бухло. Администрация решила закрыть на это глаза.

Мы прошли в неосвещенную комнату. Это точно был какой-то зал, потому что помещение было просторным. Рядом с выходом расположился бар, но цены там не то что кусаются, просто завалить решили сразу же. Помимо бара я смог увидеть бутик с аксессуарами. Там торговали дисками, футболками и прочей херней. Мне это было неинтересно. За 150 рублей один жилик пытался втюхать мне специальное пиво, сваренное для рэйва.

– Я тебя уверяю, это то, что снесет тебе башню. Оно сварено по нашим рецептам, в нем столько энергии и драйва, что всю ночь будешь плясать.

Так он рекламировал свой товар. Я взял банку и посмотрел состав. По идее обычное пиво, только разбавлено со всякой шнягой. Да и разлито в каком-нибудь подвале, где крысы не только ссали в эту субстанцию, но и срали. Вернул я эту бадягу ее распространителю и поспешил нагнать ушедших вперед Коляна и Настю. Они разглядывали выставку картин, которую открыла здешний художник. Она одна из основательниц рэйва и владеет какой-то там небольшой выставочной зоной. В этой зоне проводятся иногда концерты или мастер-классы, открытые часы и выставки не только ее работ, но и работы других художников. Моих работ на таких выставках нет. Обычно произведением искусства, которое я могу выдать, – это хорошо или правильно упавшая на пол блевотина после пьянки, не разбрызгавшаяся во все стороны.

Видимо, Настю эти картины привлекли. Они заинтересовали и меня. На каждой картине была изображена своя проблема общества, в котором нам выпало честь жить. Я остановился возле картины, на которой изображен подросток без ушей и без глаз. Его рот был зашит толстыми нитками. Он и не пытался его освободить. Он улыбался. Смысл картины в том, что у людей отняли зрение – им больше не нужно самим выезжать на природу или любоваться какой-либо неожиданностью, когда можно все сфотографировать. Им не нужно запоминать образы увиденного, когда их спокойно можно освежить в телефоне. Людям не нужны уши, потому что они ничего не слышат. Вся информация проходит мимо них, ибо она не нужна. Им не нужен слух, потому что их лишили его, врубив в черных пустотах вместо ушей то, что нужно другим. Подростку и людям в его лице не нужен рот, ибо закончились времена протеста. Все это кануло в лету. Мы не собираемся возражать и высказывать свое мнение – все это чуждо.

У каждой картины можно остановиться и подумать о ней. Вот только не все это делали. Многие просто проходили, посмотрев на красивые каракульки и вернувшись к своим проблемам. Некоторые просто не могли уже думать. Они были накачаны алкоголем до усрачки. К счастью, я всегда могу трезво соображать. Алкоголь еще не убил эту способность. Я останавливался возле каждой картины, и возле каждой картины пытался понять ее призыв.

Ко мне подошла молодая девушка, руки которой полностью поглощены татушками. Ее животик открыт и манил своей грацией и величавостью. Ее бедра извивались в процессе ходьбы. Каждым своим шагом она показывала свое величие и свое возвышение над всеми мусорщиками обыденного мира. Черные волосы доходили до упругой попки, а лицо переполняла косметика. Но она не уродовала. Она подчеркивала ее черты, ее властность.

– Вижу, вам нравятся картины. – проговорила он.

– Я что-то вижу в них. Что-то обыденное, неактуальное, ибо мы просрали нашу свободу, когда в каждой семье появился зомбоящик.