Рейвенор Отступник

– Бэллак? – спросил Молох, вглядываясь в лицо человека, которого Слейд и Уорна приковали цепями к каменной стене кладовой. – Бэллак? Дознаватель?

– Мне хотелось сделать тебе подарок, – произнес Куллин.

Молох уже не обращал внимания на фасилитатора. Он опустился на колени возле Бэллака, вглядываясь в его лицо.

– А я-то полагал, что прикончил тебя, – произнес Зигмунд.

Стоящий позади него Куллин бросил резкий взгляд на Уорну и Слейд. Лейла опустила ладонь на рукоять пистолета в кобуре. Люциус бесшумно вытащил болтер. Казалось, что Молох ничего не замечает. Он протянул руку к шее дознавателя и принялся массировать точку пульса.

Бэллак забормотал и открыл глаза. Голова его закачалась, глаза пытались сфокусироваться. Кровь сочилась сквозь тесно сжатые зубы.

– М-молох?..

– Угадал, – ответил Зигмунд. – Ты что здесь делаешь, Бэллак? Какая причина могла привести тебя ко мне?

– Я хотел... – слова, срывающиеся с разбитых губ дознавателя, были неразборчивы, – хотел...

– Чего ты хотел? – спросил Молох.

– Отомстить тебе, ублюдок! Хотел отомстить. Ты бросил меня подыхать. Мы же братья, Когнитэ. Я помогал тебе ради братского взаимодоверия, а ты предал меня.

Молох встал и посмотрел сверху вниз на Бэллака:

– Ты лишь жалкое подобие истинного Когнитэ. Жиденькое пятое или шестое поколение, оскорбляющее наши традиции. Ты только инструмент, которым я пользовался без всяких угрызений совести. Я ничего тебе не должен.

Бэллак простонал и попытался броситься к Молоху, но цепи оказались слишком короткими.

– Значит, ты проделал весь этот путь только для того, чтобы убить меня? – спросил Зигмунд, прежде чем повернуться к Куллину. – Впрочем, меня куда больше волнует другой вопрос. Как, черт возьми, он сумел выйти на меня?

– Зигмунд, мы уже работаем над тем, чтобы узнать ответ, – осторожно произнес Орфео. – А пока...

– Нет! – отрезал Молох. – Я хочу знать, что происходит, Куллин! Сейчас же!

Уорна стремительно бросился к нему. Зигмунд прищелкнул пальцами правой руки, и болтерный пистолет вылетел из рук Люциуса. Молох подхватил его, развернулся и нацелил в голову Бэллака.

– Молох! Это ведь вопрос восхитительного чувства братского взаимодоверия! – пробубнил дознаватель. – Молох!

– Заткнись! – сказал Зигмунд, нажимая на спусковой крючок.

Голова Бэллака взорвалась. Забрызганная кровью Слейд отскочила назад. Вздрогнул даже Уорна.

– Зигмунд... – проворчал Куллин.

Молох грязно выругался, прежде чем повернуться к ним, и спокойно возвратил болтер Люциусу.

– Что еще ты скрываешь от меня, Орфео?

– Ничего, – уверенно произнес Куллин.

– Я задам вопрос иначе, - произнес Молох. - Как Бэллак сумел меня найти? И почему я слышу рев турбин?

– Я не... – забормотал Куллин.

Слейд и Уорна одновременно протянули руки к загудевшим линкам.

– К нам приближается транспорт, – сказала Слейд, посмотрев на Куллина.

– Видишь? – произнес Молох. – Думаю, Орфео, пора тебе прекратить вранье и доходчиво объяснить мне, что, во имя Бессмертной Восьмерки, здесь происходит.

Глава восьмая

Катер вырвался из ночной темноты и помчался на малой высоте к взгромоздившемуся на своем насесте Эльмингарду. Сенсорная сеть твердыни Куллина, конечно, была переведена в пассивный режим последним приказом хозяина, но это все равно не объясняло того, как корабль сумел так близко подойти к ним и остаться незамеченным.

Удивляли и еще три фактора. Во-первых, то, как именно шел катер: на предельной скорости, чуть ли не прижимаясь к земле. У боевых пилотов такая манера полета называлась «целоваться с травой». Путь, проделанный судном, можно было проследить вплоть до границы Сарра по оставленному следу. Кое-где пламя турбин причесало вершины деревьев, разметало стога, сложенные на скошенных полях. Корабль летел, чуть опустив нос, что тоже требовало немалого опыта и безупречной реакции пилота.

Во-вторых, смущал способ маскировки небольшого судна. Модель и принципы действия установленных на нем щитов не знал ни Цабо, ни любой другой из профессионалов, находившихся в центре управления безопасностью Эльмингарда. Катер просто неожиданно возник из ниоткуда. Только рев его дюз стал слышен раньше, чем сам корабль появился на скопах.

И, в-третьих, сама ночь. Тучи казались грязным завывающим чудовищем, страшнее любого ведомого людям зверя. Гроза шагала по горам пьяным огром, сотрясающим небеса своим рычанием. Вокруг все сверкало, мерцало и раскачивалось от непрерывных ударов молний, создающих блики, ложные сигналы и фантомы на радарных экранах. Два когитатора замкнуло. Из динамиков грянули причудливые завывания и визги, заставившие Эльдрика, сидевшего за терминалом рядом с Цабо, сорвать с головы наушники.

– Она не настоящая, – пожаловался Эльдрик.

Цабо ответил не сразу. Он был слишком занят разглядыванием собственного экрана, на котором медленно тускнел след, оставленный последней молнией и необъяснимо точно изображающий человеческий череп.

– Что? – наконец отрешенно спросил Цабо.

– Говорю, что она не настоящая. Я о грозе, – сказал Эльдрик.