Река

Он влез на верстак. Ногой спихнул кучу тряпья и мусора. Послышался звон, взвилась столбом пыль и заплясала в лучах солнца, прорывающихся сквозь потолочины. Он оглядел балки и перекладины, и глаза его вспыхнули радостью, когда он нащупал то, что искал: двухметровый обрезок металлической трубы. Амброж спустился на пол и стал вертеть ее и так и эдак, прикидывая, как быть дальше. С грустью взглянул на развороченный горн, набитый камнями, вероятнее всего рухнувшими из трубы. Амброж выскочил наружу, схватил топорик и в яростной поспешности принялся бить обухом по трубе, положив ее на обломок гранитной скалы. Эхо четко возвращало звонкие удары, и конец полого обрезка понемногу уплощался.

— Добрый вечер, — услышал он вдруг за спиной.

Обернувшись, Амброж увидел молодого долговязого очкарика.

— А что, уже и впрямь вечер? — спросил Амброж и удивленно огляделся. У подножия горы залегли тени. Сумерки вот-вот доберутся до кузни и перешагнут через реку.

— Я было испугался. Столько лет прошло, а кузня вдруг опять заработала, — сказал парень и с улыбкой кивнул на полуразрушенную постройку, ничем не напоминающую кузню.

И Амброж тоже улыбнулся, в последний раз легонько стукнув по трубе.

— Грохот стоял бы ой-ей-ей, когда б работал молот, — сказал Амброж, и в шуме реки ему явственно послышались шлепки воды под лопастями водяного колеса. Правда, грохот молота в этой застывшей предвечерней тишине трудно было себе представить.

Парень с удивлением разглядывал разложенные возле мешка вещи. Амброж попытался определить его возраст и подумал, что может, пожалуй, знать его родителей.

— Ты сверху, из деревни?

— Живу там временно! Приехал на несколько недель, — покачал парень головой.

— Да и я здесь наездом и тоже вроде бы прогуляться, — сказал Амброж. Обрадовавшись, что очкарик не из местных, он напустил на себя непроницаемый вид.

— А я заканчиваю разведку в низине!

Его слова озадачили Амброжа:

— Какую такую разведку?

— Археологическую…

Амброж насторожился. Он знавал на больших стройках образованных людей. Большинство из них тоже были молодые. Инженеры-строители, инженеры-механики и химики, которых ничто, кроме воды, не интересовало. «Работали среди нас, иногда ночевали с нами вместе, а я запомнил только одного-единственного инженера, которого знал раньше. Окруженный толпой подчиненных, он проводил у нас в низине измерительные работы по регулированию воды в реке. Но ни до какого регулирования дело не дошло. Я тогда еще был мальчишкой и ходил с зонтиком следом за этим важным господином, чтобы его ученой светлости не напекло головы. Уж тот наверняка не стал бы жить с нами в одной общаге и есть из общего котла. Очень возможно, нынешние молодые поученей тех инженеров из бывших. Такой мальчишка — и вдруг археолог», — рассуждал Амброж. Он все никак не мог увязать возраст парня с собственным пониманием науки археологии.

— Значит… раскопки и прочее, ага? — Амброж старался проявить искренний интерес.

— Да. — Глаза юноши за очками заморгали.

— Ты, парень, случаем есть не хочешь? — спросил вдруг Амброж — может, от смущения или на самом деле ощутив голод.

— Я поужинаю наверху!

— В том новом ресторане?

Парень кивнул. Амброж достал полбуханки хлеба, отрезал ломоть и вонзил нож в крышку консервной банки.

— У тебя хорошая работа, — заметил он, когда лезвие ножа приподняло криво взрезанную жесть.

— Да, интересная, — согласился очкарик.

— Значит, тебе уже известно, какие здесь в древности жили люди?

— Как и везде: хорошие и плохие!

Амброж согласился.

— Может, оно и странно, но, чтобы мир мог идти вперед, должны на свете быть и те и другие… — И Амброж стал нарезать хлеб на квадратики и на каждый шлепать по куску паштета.

Паренек уселся в траву и заявил:

— Да, должны быть и те и другие, чтобы мы всегда могли все распрекрасно усложнять!

— Как это усложнять?

— А вам не кажется, что те, что жили до вас, что-то здорово напутали?

— Напутали… — повторил Амброж задумчиво.

— И вы тоже все напутали, а мы расхлебываем!

— Ты это про кого? Про меня и моих годков?

— Ну да, — кивнул юноша.

Амброж допускал, что парень в чем-то прав, а все-таки не удержался:

— Таков удел каждого поколения…

— Но ваш удел, конечно же, иной, — получая от этого удовольствие, подзадорил Амброжа археолог.

Старый человек задумчиво жевал хлеб и потому ответил не сразу. Чего зря бросать слова на ветер. В его возрасте можно позволить себе такое, но нутром он чувствовал, что лучше как следует взвесить ответ. И не только ради этого незнакомого мальчишки, который мотается где-то выше по течению. Там некогда мыли золото. Река была золотоносной. И об этом писали в газетах, в репортажах о низине, которой суждено стать дном большого водохранилища. «Мне и самому давненько охота узнать, к каким людям себя причислить. К хорошим? Плохим?» Взгляд Амброжа долго бродил по реке, и вдруг его прорвало:

— Отец учил меня, что нельзя бросать плот, который сел на мель!